Империя тюрков. Великая цивилизация

По предложению шамана Кокчю, единогласно подхваченному всем курултаем, Чингисхан был провозглашен Божественным. Его подняли на войлоке над головами окружавшей его толпы, а та криками выражала свое согласие повиноваться ему.

Отцу Кокчю, старому Мунлику, безусловно, отводилось важное место в жизни Чингисхана, на матери которого он женился после смерти Есугэя. Кокчю наводил суеверный страх на людей своими магическими способностями – говорили, будто он взлетал на небо на своем сером в яблоках коне и беседовал с духами. Джувейни писал, что в лютый холод шаман путешествовал обнаженным по глухим окраинам, пустыням и горам, а по возвращении заявил: «Бог говорил со мной. Он сказал мне: Я отдал Тэмуджину и его сыновьям всю поверхность земли и дал ему имя – Чингисхан. Вели ему править справедливо!»

Шаман Кокчю помог Чингисхану заложить религиозные основы власти. Считая себя неприкосновенной личностью в силу своих магических способностей и положения отца Мунлика в императорском клане, он вел себя заносчиво и пытался руководить императором. Он поссорился с Казаром, братом Чингисхана, и, чтобы погубить его, объявил хану такое предзнаменование: «Дух поведал мне волю Вечного Неба. Сначала будет царствовать Тэмуджин, а после него Казар. Если ты не избавишься от Казара, тебе грозит опасность!» Эти слова не на шутку обеспокоили Чингисхана, он велел арестовать брата и сорвал с него шапку и пояс, знаки военной власти. Их мать Оэлун спасла Казара от гибели. Она обнажила свои груди, как описано в «Сокровенном сказании», и обратилась к императору с такими словами: «Вот груди, которые вскормили вас. Какое преступление совершил Казар, что ты хочешь убить свою собственную плоть? Ведь ты, Тэмуджин, сосал вот эту грудь, а другие твои братья, Качун и Тэмучэй, – другую. А Казар сосал обе. У Тэмуджина есть гений, у Казара – сила, и он – лучший стрелок. Всякий раз, когда племена восставали, их успокаивали его лук и его стрелы. Теперь, когда враги уничтожены, он больше тебе не нужен!» Пристыженный Чингисхан вернул Казару его знаки отличия и довольствовался тем, что отобрал у него часть личной охраны. Но шаман продолжал интриговать. Кокчю был тщеславен. «Он жаждал власти», – писал Джувейни. Теперь Кокчю взялся за самого младшего брата Чингисхана, Тэмучэя, и однажды публично оскорбил его. Мудрая Бортэ, жена Чингисхана, предупредила мужа: «Если при твоей жизни можно оскорблять твоих братьев, после твоей смерти люди поднимутся на твоих детей». На этот раз Чингисхан разрешил Тэмучэю избавиться от придворного колдуна. Когда через несколько дней Кокчю со своим отцом Мунликом пришел с визитом к Чингисхану, Тэмучэй схватил шамана за горло. Император приказал им выйти и решить вопрос на улице. Как только Кокчю вышел из императорского шатра, его схватили три охранника Тэмучэя и с молчаливого согласия Чингисхана сломали ему позвоночник «без пролития крови». Мунлик мужественно перенес смерть сына, сказав: «Я служил тебе, хан, еще до твоего восхождения на трон, и я буду продолжать служить тебе…» На должность Кокчю, которая предполагала наличие «белого коня и белой одежды», Чингисхан назначил Узуна, самого старого представителя племени бааринов, знаменитого шамана.

Так завершился в степи, под двумя войлочными шатрами, спор между духовенством и государственной властью, между колдуном и великим ханом.

Несмотря на физическое уничтожение шамана Кокчю, новая империя Чингисхана по-прежнему опиралась на религиозную основу, на древний тюрко-монгольский анимизм, проникнутый в разной степени маздейскими и китайскими элементами. Божеством, воплощением которого был великий хан, оставался Тенгри, обожествленное Небо, или Бог Неба, в чем-то сходный с китайским Тьянем, не говоря уже об иранском Хормузде. В этой связи Чингисхан не раз ссылался на древние протоколы тюркских каганов VII–VIII вв., фигурирующие в надписях в Цайдаме: «Я, который похож на Небо и который рожден Небом, Билге-каган тюрков». Все преемники Чингисхана, пока они не китаизировались окончательно на Дальнем Востоке, не исламизировались полностью в Туркестане и в Иране, считали себя представителями Тенгри на земле: их порядок был его порядком, бунт против них был бунтом против него.

Сам Чингисхан питал особое почтение к божеству, которое восседало на горе Буркан-Калдун (нынешний Кентей), в верховье Онона. Когда в самом начале своей карьеры быстроногий конь спас его от меркитов, он укрылся от погони как раз на этой горе. Поэтому, как только предоставлялась возможность, он восходил на гору, сняв по монгольскому обычаю шапку и набросив пояс себе на плечи, девять раз преклоняя колени и выпивая ритуальную чашу кумыса. Позже, перед началом большой войны с Цзиньской империей, он еще раз совершил паломничество на гору Буркан-Калдун. Затем, накануне кампании, он три дня не выходил из своего шатра, оставаясь наедине с Духом, а в это время люди вокруг громко взывали: «Тенгри! Тенгри!» На четвертый день великий хан вышел и объявил народу, что Вечный Тенгри обещал ему победу.