Империя тюрков. Великая цивилизация

Примечательно, что в Мавераннахре и Восточном Иране монголы с меньшими трудностями, чем в Китае, брали укрепленные города. Дело в том, что страх, который внушали мусульманам «язычники», был намного сильнее, чем в стране китайцев, которые привыкли в течение веков к их соседству. Кроме того, монголы в большей степени, чем в Китае, использовали здесь местные людские ресурсы. Чтобы взять город, монголы «реквизировали» мужское население окружающей местности и пускали собранную толпу, подгоняя ее саблями, в атаку на рвы и стены. Нападающих убивали свои соотечественники, рвы заполнялись трупами, а непрерывные атаки обессиливали гарнизоны. Иногда этих несчастных переодевали в монгольскую одежду, они под монгольскими флагами разворачивались перед стенами, и защитники думали, что перед ними огромная чингисидская армия. Благодаря такой военной хитрости случалось, что незначительные монгольские силы заставляли капитулировать хорошо защищенные города. Затем человеческое стадо истребляли как использованный материал. Эта ужасная практика, доведенная до совершенства, стала одним из самых распространенных тактических способов монголов. При помощи пленников из Бухары Чингисхан вел осаду Самарканда, в свою очередь, самаркандские пленники служили для взятия Ургенча. Частично благодаря сельскому населению Хорасана Толуй захватил Мерв. Жуткий страх ломал всякую волю к сопротивлению. Например, после взятия Нессы тюрко-монголы собрали жителей в долине и приказали им связать друг другу руки за спиной. Они безропотно подчинились, тогда монголы окружили их и расстреляли поголовно всех из луков.

При этом монголы никогда не теряли чувства административного подчинения и военного порядка. Вырезав четыре пятых населения, они оставляли для управления оставшимися в живых гражданского чиновника, чаще всего уйгура, иногда даже перса, а также писцов для ведения канцелярии на двух языках.

Восточный Иран так и не оправился полностью от чингисханова урагана. Впоследствии темуридский Ренессанс в этих регионах в ХV в., в царствование Шахрука, Улугбека и Хуссейна-Байкары, так и не смог в полной мере восстановить эту потрясенную до основания страну. Однако, хотя Чингисхан вел себя как заклятый враг арабо-персидской цивилизации, в принципе, он не питал вражды к исламу. Если он запрещал практику омовения и способ мусульман убивать животных, так это потому, как противоречило обычаям или суевериям монголов. Если он уничтожал в Восточном Иране блестящую городскую цивилизацию, породившую Фирдоуси и Авиценну, то причиной было желание сделать из пограничной зоны на юго-западе нечто вроде безлюдной полосы, искусственной степи, служащей кордоном для своей империи. Это и было целью тактики «выжженной земли». В Чингисхане уживалось два человека: здравомыслящий правитель, неспособный разжечь религиозную войну, и кочевник, плохо знающий оседлый образ жизни и стремящийся уничтожить городскую цивилизацию, искоренить сельскохозяйственное культурное производство (уходя из Восточного Ирана, он велел разрушить все склады зерна), превратить возделанные земли в степь, поскольку степь была ближе его сердцу и ею было легче управлять.

Чингисхан довольно долго пробыл в Афганистане, в южной части Гиндукуша. В мае 1222 г. он принял здесь известного даосского монаха Чан-Чуня после его посещения Уйгурии, Кульджи, Таласа и Самарканда. Завоеватель с удивлением узнал об эликсире жизни, над секретом которого работали даосские монахи. (Кстати, Чань-Чунь добился указа о защите даосских монастырей.) Чингисхан был заинтересован даосским учением, и у него с Чан-Чуном было еще три встречи. Чингисхан был доволен беседами и отметил, что философия Чан-Чуня может поддерживать жизнь человека, даже если не может сделать человека бессмертным.

Осенью 1222 г. Чингисхан решил вернуться на родину: он переправился через Амударью и посетил Бухару, где проявил интерес к догматам мусульманской религии и одобрил их, за исключением паломничества в Мекку, которое счел бесполезным делом, заметив, что весь мир – это дом Бога (Тенгри, «Вечного Неба» монголов). В Самарканде он распорядился читать мусульманскую молитву в свою честь, поскольку он заменил шаха Мухаммеда, и даже освободил от налогов мусульманское духовенство – имамов и кади, – это свидетельствует о том, что его репрессии против мусульманского мира представляли собой военные «эпизоды», но не религиозную войну. Зиму он провел в Самарканде, а весну 1223 г. – на северном берегу Сырдарьи. В долине Чирчика он устроил своего рода «варварский двор», где восседал на золотом троне в окружении нойонов и баатуров, а также созвал курултай. В это время его армия отдыхала и развлекалась масштабными облавными охотами на диких зверей. Летом 1223 г. он находился в степях Таласа и Чу, а летом 1224 г. – на Иртыше. В Монголию Чингисхан вернулся весной 1225 г.