Империя травы. Том 1

Новый компаньон Моргана тянулся через его плечо, словно пытаясь что-то схватить широко разведенными руками. Морган повернулся и увидел нечто вроде ореха, растущего на соседнем кусте, раньше он его не замечал. Плод был размером с каштан и покрыт колючими, плотно прилегающими чешуйками. Зверушка снова помахала лапой, Морган сорвал плод с ветки и протянул зверушке, но она могла пользоваться только одной лапкой – другую ей приходилось прижимать к груди – и орешек или зернышко упало на землю. Морган недовольно наклонился и поднял его, а затем приложил к раненой конечности, а она придерживала его с другой стороны. Затем зверушка принялась грызть чешуйки длинными зубами, и вскоре ей удалось содрать существенную часть кожуры. Внутри оказался плод кремового цвета, похожий на орех, но запах от него шел скорее фруктовый.

Зверушка съела половину плода и выпустила его из лап, словно он перестал существовать. Морган поднял его, стер грязь и снял часть кожуры ногтем большого пальца. Запах оказался не таким сладким, как у ягоды, но Моргану он понравился. Тогда он откусил кусочек, вкус был нейтральным – во всяком случае, горечи Морган не почувствовал. Он подождал, чтобы проверить, не отравился ли, но когда прошло некоторое время и у него не возникло неприятных ощущений, если не считать прежней пустоты в желудке, Морган быстро очистил остаток диковинного плода и быстро его проглотил. Затем сорвал еще несколько штук, которые не утащили птицы и насекомые, съел еще один и предложил другой своей спутнице, но она, очевидно, насытилась, во всяком случае, от угощения зверушка отказалась.

– Наверное, мне следует дать тебе имя. Кто ты? Чик-Ри? РиРи?

Он решил, что будет называть ее РиРи, что звучало, как имя, но она была из чикри, ведь он видел и других таких же существ, быть может, даже ее семью. «Интересно, ищут ли они ее», – подумал Морган, и это заставило его вспомнить про Лиллию и своих родных, а ему совсем не хотелось о них сейчас думать. Он оставил зверушку на сгибе руки и отправился на поиски новой пищи.

Так у них возникло партнерство. Морган позволял зверушке выбирать плоды или растения, которые ей нравились, и в большинстве случаев оказывалось, что он и сам может их есть. С некоторыми ничего не получилось, как, например, с кистью красных ягод, которые РиРи радостно слопала, а Моргана после них вырвало через сотню шагов. Однако большая часть того, что она ела, оказалась съедобной, хотя далеко не все показалось ему вкусным.

Они вместе оборвали листья цветущего растения – у них оказался острый вкус, и рот Моргана наполнился слюной – а позднее отыскали дерево, плоды которого напоминали маленькие коричневые яблоки, но у них был вкус книжного клея, и они потрескивали на зубах, как соты. Желуди оказались слишком горькими, и Морган смог съесть лишь несколько, но рядом, в тени, он обнаружил небольшие травянистые стебли, которые РиРи принялась радостно поглощать, а Морган даже получил от них удовольствие, потому что они были влажными.

К тому моменту, когда они добрались до вершины горы над расселиной, солнце клонилось к деревьям на западе и поднялся ветер. Морган уже понял, что отсюда ему вновь откроется только лес, он видел широкую долину, дальше начиналась новая возвышенность, закрывавшая обзор, и он решил, что проведет следующую ночь в расселине, несмотря на то, что гроза прошла.

Когда они вернулись в прежнее убежище, Морган устроил нечто вроде постели для зверушки из своего плаща, а потом, после долгих поисков сухого хвороста, сумел развести костер на склоне возле входа в расселину. На ужин у него осталось лишь несколько чешуйчатых плодов, без мяса, которое он мог бы пожарить, или вина, чтобы избавиться от тревог, но впервые за последние несколько дней у него не болел живот. Сидя у костра и грея у огня руки, он вдруг почувствовал неожиданное умиротворение.

Морган вытащил книгу Эйдона, которую ему подарила мать, и в свете костра вслух прочитал один из гимнов церковного хора. Зверушка, заснувшая на его плаще, не обратила особого внимания на текст из Книги, но знакомые слова напомнили Моргану о том, как он сидел в часовне между матерью и отцом, слушая отца Нуллеса, и это воспоминание позволило ему быстро уснуть.

Квина считала, что Младший Сненнек самый лучший парень из всех, что ей довелось встречать в Минтахоке или в любых других горах Иканука. Он знал больше любого мужчины-канука его возраста, но мог – с некоторой помощью – признать, что знает далеко не все. А особенно Квину радовало, что он любил ее родителей так же, как она. Она и представить не могла, что сумеет найти того, кто будет так идеально ей подходить.

Впрочем, иногда возникали моменты, когда она испытывала очень сильное желание стукнуть своего нукапика большой тяжелой палкой.

– Конечно, именно мне следует бросать кости, – повторил он, наверное, в третий раз. – Это будет для меня отличной практикой.

– Но ты рассердишь моего отца, – предупредила Квина.

Как всегда, стоило Сненнеку взять что-то в голову, его было трудно убедить отступиться.