Империя туч

Удивляется ли он тому, что главнокомандующий осадой Порт Артура побеспокоился прибыть лично? Фредерик знает, почему в отношении него проявляют знаки особого почтения, почему его пускают туда, куда никому не дают доступа. Десять лет назад он был здесь с подобной миссией, рассказывая миру рисунками и словами о том, как Япония добывает Порт Артур, в то время защищаемый китайцами. Если, конечно, это можно было назвать обороной. Потому что в 1894 году регулярной осады никак не было. Японцы захватили крепость за половину дня. Генерал Ноги Маресуке тогда командовал бригадой. Вильерса помнят.

"Мое соболезнование по поводу смерти сына". Генерал Ноги в ответ лишь кивнул. Второй его сын все так же сражается.

Взгляд генерала падает на раскрытый альбом с эскизами. Вильерс инстинктивно поднимает руки в жесте защиты.

"Я рисую только то, что вижу". "Вы рисовали столько смертей, что никто иной уже не видит того, что видите вы".

Военный корреспондент, портретист сотен битв, приятель министров, генералов и сатрапов, автор статей и военных мемуаров. Он прибыл на сцену повторной осады Порт Артура четвертого августа, в группе из десяти журналистов и высоко урожденных авантюристов, выдающих себя за журналистов. Белая повязка на рукаве оглашает красными буквами: "United Kingdom of Great Britain nd Ireland – Illustrated London News".

Он знает, что японцы читают его военные сообщения. В них он не скрывает своего восхищения чрезвычайным развитием этой островной нации и героизмом солдат микадо. Захват Бан-у-сан не имеющими штатной численности отрядами, которые лично вели капитан Кайюкава и лейтенант Танаке (оба пали), было, похоже, наиболее выдающимся проявлением самопожертвования и непоколебимости боевого духа, которым он дал свидетельство в своей карьере художника, хроникера Беллоны.

И все же, и тем более, страшные людские потери невозможно скрыть. У командования Третьей Армии есть все причины для раздражения. В любой момент Вильерса могут посадить на судно и отослать в Сингапур. Только что таким вот образом Ноги отослал некоего Джека Лондона. Правда, тот регулярно устраивал пьяные разборки и как бы на злость всем лазил повсюду вдоль и поперек линии фронта и линии огня.

С юго-запада, из-за Драконова Хребта, прокатывается грохот судовых пушек, бомбардирующих укрепления Порт Артура. Из-за стен Старого Города им отвечают звуки православных молитв, непрерывно проводимых там служб с просьбами о божественном вмешательстве.

Англичанин и японец встречаются взглядами. Генерал считывает рисовальщика; рисовальщик считывает генерала. Как будто бы они по сути делили один алфавит душ.

"Да. Вечером мы осуществим следующий штурм".

Ноги принял решение, и Вильерс чувствует, что это решение не относится только лишь к нему; что на нем только лишь провернулись шарниры войны. Он выпрямляется, закрывает и прячет альбом для эскизов.

Генерал спускается в Содиако. "Мир смотрит на это противоборство вашими глазами. Я должен довериться силам, которым предпочел бы не верить. Я дрожу при мысли, что все великие битвы, будут с этих пор выглядеть подобным образом. Мы растим здесь войну, которой не нужны воины. Прошу. Я направлю вас в то подразделение. Грандиозное поражение и осмеяние либо же великий триумф, только не в моих силах откладывать приговор. Я могу лишь выбрать стиль сентенции. Руку хроникера вечности".

Содиако отделяют от побережья несколько сотен ярдов. На каменистый пляж вытащены дюжины лодок и шаланд; большие и меньшие кучи ящиков и мешков, защищаемые от дождя огромными кусками пропитанного полотна в цвете хаки Имперской Армии. Штаб-квартира Третьей Армии находится в состоянии переноса в ближайшее к возвышенностям Суичи местечко Тобешин.

Здесь генерал Ноги нисколько не беспокоился Фредериком Вильерсом. Между пирамидами и рядами армейского оснащения происходит спешное совещание высших офицеров. Вильерс понимает лишь мелодию напряжения и ритмику жестов. Ни главного переводчика, Ямагучи, ни приставленного к корреспондентам лейтенанта Гото на пляже нет. Фредерик концентрируется на том, чтобы передать в изображениях энергии силуэтов и покрой мундиров. Четверо из собравшихся офицеров в униформах темно-синего цвета; таких ранее он не видел.

Совещание завершается взрывом боевого возбуждения, к которому Вильерс у солдат Страны Цветущей Вишни уже привык. "Банзай!". "Банзай!". "Банзай!".

Затем англичанина передали под опеку молодого офицера в темно-синем. Слуга-китаец забирает осла с вещами. Вильерс с офицером спускаются на пляж. Армейская медсестра ведет здесь полевую бухгалтерию. Еще появляется европеец в синем мундире – он разговаривает по-японски с самыми высокими чинами.

Вильерс испытывает нечто больше, чем напряжение перед боем – неуверенность, словно в отношении приговора капризных природных стихий.

Солнце скатывается к горизонту, небо чистое, море сияет аквамарином и пурпуром.

Рядовые в синем стаскивают жесткие куски ткани с наибольших куч боеприпасов и корпусов лодок. И это не боеприпасы, это не лодки. Рука Вильерса задерживается над альбомом.