Спилберг решил снять на ОКБМ-ской натуре всего два эпизода — со мной, в смысле моим героем, русским сотрудником Института и Рэдриком в лице Хоффмана, когда мы разговариваем о визите в гараж за пустышкой на фоне дымящейся зоны в окне, это раз. А вторая сцена, это разговор между Рэдриком и капитаном Квотербладом-Высоцким о житье-бытье, тоже на фоне развалин. Обе по три минуты экранного времени. Потом Спилберг правда подумал и добавил сюда же беседу Редрика и Барбриджа-Николсона о Золотом Шаре, там тоже фоном хорошо пошла обрушенная стена конструкторского корпуса. Еще четыре минуты. И всё вот это дело мы снимали полный световой день, с раннего утра и до сумерек, когда съёмки стали невозможны по естественным причинам. Я например в 8 дублях снялся, не нравилось режиссёру то свет, то мимика, то в кадр кто-то ненужный совался, то со звуком проблемы начинались. Короче всё я проклял в этот день…
А моей Анечке понравилось, хотя они и не задействована была ни разу. Нашла она себе дело — помогала с реквизитом, держала микрофонную штангу, гримёр её даже привлёк к своей работе, короче успевала везде. Часов в семь вечера Стивен громко скомандовал «Брейк» и все сразу начали сворачиваться. Потом он ко мне подошёл:
— Мне в обед позвонили из Москвы и сказали, что послезавтра назначены испытания на полигоне…
— На каком полигоне? — не сразу въехал я в суть дела.
— На Семипалатинском, Серж, забыл уже что ли, как нам обещали дать заснять этот процесс?
Я мигом вспомнил, о чём тут речь и поправился:
— Извини, замотался. Уже иду организовывать транспорт в Казахстан… да, всех с собой берём или частично?
— Я подумаю и завтра дам ответ, — сказал Спилберг, — а сейчас отдых. Кстати приглашаю тебя с супругой на мою свадьбу, придёшь?
— Да куда ж я денусь-то, приду конечно, — отвечал я, — когда и где намечено сие торжественное мероприятие?
— Через две недели в Центре Жоржа Помпиду…
— Постой, это в Париже что ли?
— Ну да, а что такого?
— Да ничего… — я стал лихорадочно соображать, — а успеем со съёмками-то?
— Куда ж мы денемся, — в тон мне ответил Стив, — надо будет успеть.
— Вспомнил, что я у тебя всю дорогу спросить хотел, да как-то случай не подворачивался — как тебе Россия-то вообще? И город Горький в частности?
Стив подумал минутку, а потом выдал следующее:
— Люди у вас тут хорошие… и женщины красивые… да всё понравилось, кроме…
— Ну раз начал, давай уже заканчивай, что кроме-то? — подбодрил его я.
— Дороги разбитые, вот что, у нас в самой глубокой деревенской глуши такого ужаса не бывает. И зубы у многих плохие, к дантисту редко ходят наверно…
Новая формула российских бед, подумал я — у нас две беды, дороги и зубы, а вслух сказал:
— Прав ты кругом, Стив, и дороги не очень, и зубы кривоватые, будем работать над этими проблемами.
Глава 10
Весь следующий день я выбивал борт на Усть-Каменогорск, а ещё передавал городские дела Павлику, мирил Высоцкого с Мариной (кошка опять между ними пробежала, черная, как украинская ночь), организовал выезд съемочной группы на природу (на левый берег Волги, пансионат там какой-то снял, баня-водка-девоч… не, последнего не было) и имел продолжительную беседу с Анютой.
— Ты знаешь, дорогая, сказал я как бы невзначай, вчера Стивен нас на свадьбу позвал.
— Знаю, дорогой, — в тон мне ответила она, — мне Инна уже рассказала. И про Париж, и про Нотр-Дам…
— Я смотрю, ты чем-то недовольна?
— У меня такой красивой свадьбы не было, — ответила она, надув губы.
Ну здрасьте-приехали, в сердцах подумал я, ты ж сама предложила упрощённый свадебный вариант, но озвучивать это конечно не стал.
— Да ладно тебе, Ань, я взамен тебе кое-что другое в Париже устрою, хочешь?
— Конечно хочу, — глаза у неё сразу заблестели, — а что именно?
— А вот там и узнаешь, а то неинтересно будет, — я и сам не знал пока, что я там буду устраивать. — Как там родители Инны-то?
— Давно их не видела, но наверно радуются, теперь они в отпуск в Америку летать смогут… а не хочешь спросить, как там родители Анюты?
— Хочу конечно — как там они? Раз уж начала, давай продолжай.
— Волосы на голове рвут.
— На чьей голове?
— На своей конечно, до Аниной головы им не добраться. Жалеют, что эта дура такого зятя упустила…
— Ладно, давай о чём-нибудь другом… послезавтра в Казахстан летим, экзотика — пустыня, саксаул, верблюды, ядерные боеголовки. Нравится?
— Спрашиваешь, никогда ядерную боеголовку вблизи не видела…
На этом разговор плавно и закруглился.
Саксаул, верблюды, боеголовки
Минобороны нам выделило ИЛ-76, большой, красивый, на него мы все вместе со съёмочной аппаратурой и загрузились под завязку.
— На наш Б-52 чем-то похож, — задумчиво сказал Спилберг, разглядывая серебристую окраску планера, — двигателей только поменьше.
— Не, Стив, — уверенно ответил ему я, — ваш Б-52 это бомбер, предназначен, чтоб ядерные изделия до любой точки СССР доставить, а это типичная грузовая лошадка, скорее типа С-130… ну да, Геркулес который.
— Ну хорошо, что по крайней мере бомбить мы никого не будем, — согласился он.