Империя Вечности

— Уж лучше бы мне остаться в Египте.

Глава тринадцатая ИМЯ, КОТОРОЕ МЫ ОСТАВИМ ИСТОРИИ

И вдруг, за каких-нибудь тридцать минут, жизнь Ринда резко переменилась.

Его труду по археологии — можно сказать, незаконнорожденному, но взращенному с нежностью ребенку — недоставало лишь окончательной редакции и личных наблюдений; что же касается отъезда в Египет, оставалось только получить официальное подтверждение. Сэр Гарднер обрушил на молодого человека безудержный поток сведений, правда, почти все они относились к практической стороне путешествия и научных исследований. Поэтому, когда события — при самых неожиданных обстоятельствах — приняли крутой поворот, для Ринда было бы вполне простительно в самую неподходящую минуту утратить хладнокровие. Однако, к стыду своему, шотландец уже настолько свыкся с навязанной ему ролью, что научился владеть собой даже в тех случаях, когда его заставали врасплох.

Это произошло в один приятный летний вторник. Сэр Гарднер, отпустивший кухарку на поминки, сам хлопотал у плиты, поджаривая так называемый «омлет по-фивски» из доброй дюжины яиц от соседских голубей.

— Благодарю, но я этого есть не стану! — упрямо заявила Каролина Лукас и сморщила нос.

— Вы же проголодаетесь.

— Ничего, мне полезно.

— Знаете, чтобы составить мнение, нужно сначала попробовать.

— Некоторые вещи, — парировала гостья, — и пробовать незачем.

Сэр Гарднер усмехнулся.

— Вообще-то, это для нашего Алекса. Ему пора привыкать к подобной пище: что, если поблизости не окажется продуктового рынка?

Шотландец сидел поодаль и делал вид, будто поглощен изучением арабского разговорника из «Руководства для путешественников». Стоило сэру Гарднеру и Каролине затеять шутливую перепалку, как он спешил удалиться с поля боя, чтобы не вмешиваться. Несмотря на все различия между ними, эти двое смотрелись на удивление гармонично, словно верные партнеры по фехтованию; насмешники упивались игрой, усердно избегая намеков на влюбленность. Вероятно, ее и не было, в том безумном смысле, какой обычно придают этому слову. Зато между ними возникло нечто более долговечное, утвержденное на неизбывной нежности и солнечном настроении, которыми двое людей, свободных от общественного давления и глупых предрассудков, одаривали друг друга, не заботясь о том, как их поймут окружающие.

Каролина повернулась к Ринду.

— Алекс, а вы увидите Фивы?

Тот пожал плечами.

— Я пока что ни в чем не уверен.

Гостья с обожанием посмотрела на своего кавалера.

— Представляете, сэр Гарднер жил прямо среди гробниц. Он даже спал, как мумия.

— Думаю, — сказал археолог, — что гробница великого визиря при Тутмосе Третьем по-прежнему в неплохом состоянии. И если понадобится, готова принять на ночлег нового постояльца. А не только новую стайку голубей.

Шотландец кивнул.

— С удовольствием загляну, если окажусь в тех краях.

— Не сомневайтесь, окажетесь. И по-моему, даже гораздо дальше… — Помешивая омлет, сэр Гарднер проницательно взглянул на Ринда. — Вы же охотитесь за «красным человеком», я прав?

Тот, к кому он обращался, не вздрогнул, не побледнел и, в общем, никак не выразил изумления. Разве что не удержался и сжал губы.

— «Красный человек»?..

Хозяин дома продолжал помешивать еду.

— …Кажется, я что-то такое слышал.

— Слышали? — покосился на него сэр Гарднер. — Навряд ли. Я так называю портреты древних египтян. Красный с давних пор считается самым естественным цветом для человека.

— А, — протянул Ринд, сделав над собой усилие, чтобы не залиться краской в подтверждение последних слов собеседника. — Я-то думал… думал, что вы имели в виду «красного человека» Наполеона… Пророка под маской… l'Homme Rouge.

Сэр Гарднер поднял бровь.

— Ну, мистика, с которым он повстречался в Египте. Его еще упоминали Скотт и Бальзак.

— Мальчик мой, — улыбнулся археолог, переворачивая омлет, — эти джентльмены славились богатой фантазией. Нет, я говорю о фигурах, изображенных на стенах египетских зданий. Вот истинное сокровище, от которого замирает сердце. Между прочим, египтяне считали красный цветом сам ой жизни.

— Подобно грекам и ассирийцам, — вставила Каролина. — И прочим народам древности.

— Моя милая розочка, — просиял сэр Гарднер, — как и я, без ума от красок.

— О, краски, — подхватила та, — пища для взгляда!

— Согласен, — с радостью поддакнул археолог и встряхнул сковородку. — Да, но я что-то не помню, — прибавил он, переводя глаза на свою подругу, — угощалась ли ты моим зонтиком?

— Тот самый зонтик? Боже, я думала, это миф.

— Тогда и я тоже миф, — рассмеялся сэр Гарднер и повернулся к Ринду. — Он в кабинете; Алекс, вы не могли бы его принести?

— Из вашего кабинета?

Молодой человек и на этот раз поборол изумление. В последнее время комната отпиралась так редко, что и сам хозяин почти не ходил туда, словно смущаясь ее неприкосновенностью.

Однако теперь сэр Гарднер вел себя как ни в чем не бывало.

— Держите… — проговорил он, шаря свободной рукой в кармане. — Вы же знаете, где он лежит?

— Я помню.