Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

С начала XIX века подданные Российской империи юридически подразделялись на четыре крупные социальные группы, так называемые «состояния»: дворянство, духовенство, городские обыватели и крестьянство121. Эти группы включали в себя целый ряд подгрупп, а их границы были довольно подвижными. Например, в рамках обширной категории «крестьяне» права, обязанности и повседневная жизнь государственных крестьян отличались от прав, обязанностей и повседневной жизни крепостных и более мелких потомственных крестьянских групп, включая (нерусских) податных крестьян. В то же время важнейшим различием, затрагивающим все эти группы, было различие между теми, кто должен был платить подати (крестьяне и большинство городских обывателей), и теми, кто не платил подати (дворяне и духовенство). Включение в податной список означало унизительный правовой статус и обременительные условия, такие как ограничение мобильности, рекрутские повинности и угроза применения телесных наказаний. Это создало пропасть между привилегированными и непривилегированными подданными империи122. Однако, с точки зрения религиозных меньшинств, это деление едва ли было существенным.

В России раннего Нового времени группы нехристиан, населявшие недавно завоеванные земли, обычно сохраняли отдельный правовой и экономический статус, выплачивая дань (ясак) вместо налогов123. Со временем преференции для царских подданных, принадлежавших к Русской православной церкви, стали более систематическими. Хотя при Петре I (1682–1725) правящая элита стала формировать имперское государство в более светских рамках, замена в 1721 году независимого Московского патриархата на контролируемый государством Святейший синод в качестве высшего органа управления церковью не только усилила центральный контроль над религией, но и привела к слиянию Русской православной церкви с государством: связи, которая была разрушена большевиками лишь спустя почти двести лет. Русское православие стало определяться как «первенствующая и господствующая вера» империи, что было подтверждено в «Своде законов Российской империи» в 1832 году124.

На этом фоне включение большого количества нерусского и неправославного населения в реестр налогоплательщиков в XVIII и XIX веках бросило вызов существующей иерархии и религиозной сегрегации. Это налагало новые обязательства на внутренних «других» России, что для обычных людей имело большое значение. Казанских татар, например, наверняка меньше заботил их переход из числа облагаемых ясаком в разряд податных, который произошел в 1718 году, чем тот факт, что экономическое бремя податного населения было в пять раз выше, чем у обложенных ясаком крестьян125. Тем не менее хотя логика этой политики была экономической и глубоко прагматичной, она также была шагом к большему единообразию и интеграции ранее отчужденных групп. Подушная подать оставалась односторонним бременем для городских обывателей и крестьян, однако с годами подушный налог взимался со все меньшим вниманием к культурным различиям.

Тем не менее основным маркером прав, обязанностей и привилегий оставалось подданство, или гражданство, как мы бы назвали его сейчас. В случае с Россией ситуация была действительно уникальной. В то время как многие империи характеризовались конкурирующими формами суверенитета и большим количеством граждан, не являющихся подданными, Российская империя была разнообразным, но гораздо более централизованным государством. Подавляющее большинство жителей России были подданными государя, однако распространение статуса подданных не означало единообразия среди них. Этот статус лучше всего понимать в узком смысле, как формальное членство в государстве, а не как статус, предоставляющий равные права126. На протяжении веков он развивался по определенной схеме: за редким исключением, империя сначала давала подданство только что завоеванным народам, а затем договаривалась об особых условиях с новыми подданными — точнее, с различными социальными группами на новых территориях — или навязывала их127.

Эта сложившаяся с годами практика была нарушена в 1860‐х годах, когда были приняты меры по расширению принципа равенства. Хотя дворяне продолжали пользоваться большими привилегиями, чем мещане и крестьяне, а нехристиане на многих недавно завоеванных территориях оставались вне сословной структуры, в зале суда все эти люди стали равны. Дворянин, обвиненный в убийстве, мошенничестве или любом другом уголовном преступлении, имел не больше прав, чем крестьянин; и, хотя дворяне имели преимущества, поскольку могли позволить себе чаще обращаться в суд, крестьянин формально имел равные возможности выиграть дело против дворянина. Каждый человек мужского пола становился субъектом гражданского права, независимо от вероисповедания, национальности или сословия. Неудивительно, что после Великих реформ резко возросло количество заключаемых договоров128. Частная собственность из привилегии стала общепринятой правовой нормой.