Но она не имеет значения ни сейчас, ни когда-либо ещё, потому что я не могу избавиться от чувства гордости за то, как Гвинет поставила женщину на место. В конце концов, она дочь Кинга, даже если более чуткая, чем он когда-либо.
— Это еще не конец, — Сьюзан щелкает языком, поворачивается и уходит в ослепляющих, раздражающих туфлях розового цвета, громко стуча каблуками.
Я слежу за ее движениями, чтобы убедиться, что она не выкинет что-нибудь ещё. Аспен вместе с доктором на случай, если Сьюзен пойдет туда, чтобы попытаться получить от него юридический документ. Но он ничего не отдаст, если не хочет рисковать лишиться лицензии. И все же я не доверяю таким людям, как Сьюзен.
Они могут использовать закон для борьбы, но они без колебаний прибегнут к незаконным и аморальным методам, чтобы получить то, что они хотят.
— Это правда? Ты хочешь жениться на мне?
Мое внимание возвращается к женщине, которая прижалась ко мне и смотрит на меня так, что все внутри, черт возьми, скручивается в приятный узел.
Ее глаза сверкают несметным количеством синего, серого и зеленого. Чертовски ярко-зеленый, который, как я думал, больше не появится после аварии Кинга.
Я ненавижу то, как она смотрит на меня. Я чертовски ненавижу это.
Потому что это не просто взгляд, не просто зрительный контакт. Это слова и фразы, которые я не хочу расшифровывать.
Я отпускаю ее, и она немного шатается, как будто парила в воздухе и ее ноги наконец касаются земли. Это то место, где она должна быть всегда — на земле, а не в облаках, куда она иногда поднимается.
Но даже несмотря на то, что я больше не касаюсь ее, она все еще касается части меня. Мой пиджак плотно прилегает к ее груди, словно это какая-то броня, которую она не собирается отпускать.
И мне нужно перестать думать о том, к чему прикасается этот пиджак, потому что это черт возьми не то, о чём следует думать.
— Дело не в том, что я хочу жениться на тебе.
Глоток, звон гвоздей, легкий прыжок. Я всегда ненавидел, насколько она выразительна и все еще может скрывать больше, чем показывает.
— Тогда почему ты сказал это Сьюзен? О, это было ложью? Дымовая завеса, чтобы отпугнуть ее?
— Да, это было, чтобы отпугнуть ее, и в некотором смысле дымовая завеса, но не ложь.
— Я… не понимаю.
— Я имел в виду то, что сказал. Нам нужна совместная собственность на дом и акции, так как ты теперь контролируешь их, и должна предоставить мне доверенность на это. Таким образом, я могу управлять твоими активами, пока тебе не исполнится двадцать один год. Я составлю договор, который объединит наше имущество, даже то, которое принадлежали до брака. Единственный способ сделать это — выйти замуж. Отсюда идея брака.
— Итак… ты действительно хочешь жениться на мне, — искра возвращается, превращая зеленый свет в яркий, который почти съедает синий и серый цвета.
— Ты слышала, что я сказал, Гвинет?
— Да, ты хочешь жениться на мне.
— Помимо этого.
— Это делается, чтобы защитить твое имущество и имущество отца от Сьюзен, что, конечно, я хочу сделать, но не могу сделать из-за моего глупого возраста.
При последних словах ее нос морщится. Мой глупый возраст. Ее брови тоже опускаются, как всякий раз, когда Кинг пытался заставить ее съесть хоть какой-нибудь вкус мороженого, кроме ванили, и она сказала ему: «Я люблю тебя, папа, но ты мне не нравишься все время».
На что он покупал ей нездоровые галлоны мороженого. Естественно, ванильного.
А поскольку она вроде как принцесса, находящаяся под защитой, ей есть чему поучиться. Кинг был слишком мягок, чтобы учить ее.
Мягкость — последнее, в чем меня можно было бы обвинить.
— Разве тебе не должно быть интересно узнать больше по поводу совместной собственности? Имея это и доверенность, я смогу лишить тебя всего до последнего пенни и выбросить в сторону.
— Ты бы не стал, — без колебаний. Она даже не задумывается об этом.
— Что, если я сделаю?
— Нет. Ты много кто, но не предатель. Кроме того, я тебе доверяю.
— Ты не должна. Слепое доверие — чистая глупость.
— Это не слепота. Я тщательно выстраивала это с течением времени. Кроме того, если мы собираемся пожениться, должно быть какое-то доверие.
— Этот брак только по расчету. Ты понимаешь, Гвинет?
— Ох.
— Это вопрос, ответ «да» или «нет». Ты понимаешь?
— Означает ли это, что ты не притронешься ко мне?
Моя челюсть сжимается, и я качаю головой.
— Нет. Это будет только на бумаге.
Серый цвет преобладает в ее глазах-хамелеонах, но я не могу сказать, о чем она думает. Даже когда она подходит ближе.
— Что, если все же ты прикоснешься ко мне?
— Этого не случится.
— Но это случилось раньше. Два года назад, помнишь? Хотя я была той, кто прикоснулся к тебе, но это все еще имеет значение, верно?
— Гвинет, — выдавливаю я сквозь зубы.
Она вздрагивает, но продолжает:
— Я пытаюсь сказать, что это может повториться снова. Ты не сможешь предотвратить это.
— Я смогу.
Она поджимает губы, нахмурив лоб.
— Никаких прикосновений, Гвинет, я серьезно.
Она поднимает плечо.
— Отлично.
— Правда? — почему-то я не верю, что она так легко сдалась. У нее разочаровывающая решимость, которую невозможно сломить.