– Юный? Видели бы вы, с какой помпой отмечали ему восемьсот пятьдесят лет!
– Вот видите, – согласилась она весело, – совсем ребенок...
– Восемьсот пятьдесят, – пробормотал я.
Она всмотрелась в мое лицо, белые зубы на смуглом лице снова заблистали, как молния:
– Ах, вот вы о чем! Городу, в котором я живу, моему Дамаску, недавно исполнился первый десяток тысяч лет... Из них восемь тысяч – непрерывного, как говорят у вас, стажа в ранге столицы. Вплоть до нашего времени... За эти тысячелетия рождались и падали империи, создавались новые царства, рождались великие мудрецы, учили, вели, поднимали всех на ступеньку выше... И так из века в век, из тысячелетия в тысячелетие... Никакой Америки вообще не было, как и, простите, Европы... И только в последнее тысячелетие – еще одно для моего народа, – возникло такое образование, как США, да и то в самом конце. Продержится ли оно еще хоть сотню лет? Опыт и мудрость моего народа говорят, что нет.
Я не успел спросить почему, Марина прислушалась к звонку, встала из-за стола:
– Виктор Александрович, может быть, проводите госпожу посла к президенту?
– Если потом меня не расстреляют за подслушанные государственные тайны, – пробормотал я.
Кречет принял удивительного посла не в парадном зале, а в своем маленьком кабинете, обставленном с солдатской простотой. Все послы уже знали, что это не пренебрежение гостем, напротив – президент впускает в святая святых. Разговоры могут быть самыми секретными и доверительными.
Дождавшись, пока Фатима усядется за крохотным столиком, где ничего кроме букетика цветов в вазочке, он опустился напротив. Его упрятанные в глубоко эшелонированные пещеры глаза блестели, как осколки слюды, на которые попал солнечный зайчик.
– Надеюсь, – сказал без всякого вступления, – этот разговор не коснется ничьих ушей, кроме главы вашего правительства.
Фатима наклонила голову. Ее глаза были серьезными и внимательными.
– Не сомневайтесь, господин президент, – сказала она негромко. – Не сомневайтесь.
– Нас раздражает, – заявил Кречет, – что Штаты с высоты своего временного технического превосходства диктуют своим торговцам, что продавать в нашу страну, что нет...
Фатима живо вставила:
– Простите, что перебиваю, но в нашу – тем более...
Кречет кивнул, он не возражал, когда перебивают вот так. Похоже, Фатима это прекрасно чувствовала. Ниточка взаимопонимания очень быстро превращалась в прочную веревку.
– Я оскорблен, – сказал Кречет. – По сути, те их компьютеры не так уж и важны, мы и сами через год – полтора создадим втрое мощнее, но... как вы понимаете, я просто оскорблен! И народ мой оскорблен.
Фатима наклонила голову, в черных глазах было живейшее участие.
– Только гордый народ может рассчитывать на понимание Аллаха.
– У меня возник дерзкий план, – продолжил Кречет, – как малость сбить спесь с этих... западных. Теперь вся нефть, по сути, в наших руках. Не пора ли снова повысить цены?
Дыхание красивой женщины на миг прервалось. Черные глаза заблестели, но в них был еще и страх, Кречет правильно понял, не удивился, когда она сказала погасшим голосом:
– Мы уже однажды объявляли блокаду США и всему западу. Но только было больше паники, чем ущерба. Цены поднялись не настолько, как договорились, Запад начал угрожать, Штаты послали свой 7-й флот к нашим берегам...
Кречет кивнул:
– Вы из деликатности не упоминаете, что наша Россия тогда здорово подгадила всем вам, начав усиленно продавать свою нефть. Мы тогда опустошили все резервуары! Старшее поколение русских помнит, как при Брежневе, однажды, в страну потекли нефтедоллары. Я говорю «Россия», хотя тогда еще был СССР, но не хочу снимать с нас ответственности. Однако сейчас другой строй. Но главное, что мы с вами теперь в одной команде. Теперь мы поддержим нефтяное эмбарго Западу! И ни капли, ни США, ни его союзникам.
Фатима задумалась, голос прозвучал очень осторожно:
– Надо подробно обговорить с моим правительством.
Кречет кивнул:
– Естественно. И не забудете добавить, что когда США снова пошлет туда свой седьмой... если решится...
Фатима сказала со сдавленной яростью:
– Теперь пошлет тем более! Тогда удалось, а сейчас США еще сильнее...
– Пусть посылает, – кивнул Кречет. Глаза его блестели весело и зло. Он выпрямился, стало видно, что грудные пластины президента широки как латы хоккеиста: – Там их встретят!
Ее красивые узкие брови, черные, как цыганские, взлетели:
– Встретят?
– Мы планируем... вот прямо сейчас планируем послать в тот район наш Первый Краснознаменный флот. Если успеем договориться о дружественном визите в ваши территориальные воды, пусть даже без захода в порты, это будет очень кстати.
Она в волнении приподнялась, но тут же, спохватилась, поспешно плюхнулась обратно, потому что русский президент из вежливости тоже начал было приподниматься:
– Насколько это серьезно?
– Это не для протокола, – ответил Кречет, – но я говорю как мужик... простите, как мужчина. Мое слово мужчины дороже, чем мое же слово президента!