- … пыталась связаться с Кингсли Бруствером, но все каналы летучего пороха в Министерстве оказались забиты… послала сову, но она не могла прибыть раньше вашего отбытия… очень жаль, я сделала все, что могла, чтобы остановить их… благородный жест… отдал палочку… хотел убедиться, что дети не пострадают… - Тонкс вежливо кивала и слабо улыбалась в нужных местах. Одна из фраз привлекла ее внимание: - … непонятная ситуация… Грюм разрабатывает план спасения… но мы не можем действовать, пока не получим весточки от Дамблдора… простите, мисс Тонкс… свяжемся с вами, как только он даст о себе знать… - Она стиснула зубы и заставила себя улыбнуться и кивнуть. Поблагодарив бывшую учительницу, Тонкс извинилась и пошла прочь из коридора возле кабинета Дамблдора, где они с профессором Макгонагл встретились. Она заметила встревоженный взгляд старой женщины, которым та проводила ее, но не обернулась и не изменила направления.
Он не сражался. Он даже не попытался. Он отдал свою гребаную палочку! О чем только думал этот идиот?
«Земля Римусу Люпину: ты же знал, что замышляют пожиратели смерти в институте! Ты знал и все равно…
Ты козел. Вот ты кто. Глупый, бескорыстный и до смешного благородный козел! Хоть раз в жизни, Римус! Хоть раз в жизни ты мог бы подумать о себе!»
Но, разумеется, ты не мог. В противном случае ты изменил бы себе.
Ах ты чертов козел».
Однако проклинать мученический комплекс Римуса сейчас было бессмысленно. Он находился там, в Институте бешенства, уже более трех часов. И если Кингсли и Макгонагл были правы, то еще несколько пройдет, прежде чем будет предпринята хоть какая-то попытка вытащить его, потому что Орден не хотел действовать без санкции человека, который проторчит на своем Магическом совете до вечера.
А сегодня полнолуние.
Именно эта мысль стала для Тонкс решающей.
Помещение. Вот что ей нужно.
«Уютное тихое помещение, в котором я смогу всласть поорать на этого глупого самоотверженного тупицу и чертову заторможенность совета…»
Один из гобеленов привлек ее внимание – знакомые очертания Нелепого Барнабаса, которого попеременно дубасили злобные тролли. Тонкс вернулась на пару шагов назад и уставилась на изображение, прикидывая, станет ли ей лучше, если она раздобудет дубину и разнесет весь коридор. В конце концов, однако, она решила, что Макгонагл не оценит, если она снесет голову статуе из доспехов и напугает картины, так что она развернулась и пошла дальше.
«Да гори оно все огнем! Я хочу что-нибудь разбить! Я хочу закричать!»
На глаза ей попалась дверь.
Тонкс готова была поклясться жизнью матери, что ее не было еще секунду назад. Но блеск ручки и глянец деревянного полотна казались странно притягательными. Не давая себе времени на раздумья, Тонкс распахнула дверь.
Просто идеально!
Стены, пол и потолок лишенного окон помещения были покрыты толстыми матами, повсюду валялись подушки как раз той мягкости, которая позволяла бить их, пинать и швырять, получая при этом невероятное удовлетворение, но не нанося урона и не испытывая боли. Стоило Тонкс переступить порог, как звуки огромного замка за ее спиной стихли, отрезанные не пропускающим шум заклинанием. В общем, это было настоящее место для выпускания пара.
«Мерлин, как жаль, что я не знала об этом помещении, когда готовилась к СОВАм…»
Пухлая красная подушка лежала всего в паре метров от нее и выглядела просто созданной для того, чтобы ее пнуть.
Звук, с которым подушка ударилась о стену, был хорош – гораздо лучше, чем можно было ожидать от мягкой из-за мата стены. Но этого было недостаточно.
Далеко недостаточно.
- Черт тебя побери, Римус!
Желтая подушка полетела по широкой дуге.
- О чем ты только думал?
Зеленая подушка получила пару ударов кулаками.
- Да что с тобой такое?
Удар ногой в стену.
- Почему ты просто взял и пошел с ними?
Голубая подушка со всего размаху шлепнулась на пол.
- Почему ты не боролся с ними?
Две подушки – фиолетовая и розовая – по очереди отлетели в угол.
- Почему ты спорил со мной?
Розовая подушка влетела в дверь. Фиолетовая отскочила от потолка.
- Почему ты не захотел поцеловать меня?
Желтая, зеленая, голубая, красная – одна за другой подушки отскакивали от стены и падали в общую кучу.
- Почему ты не сказал этого?
Куча разлетелась в разные стороны, когда Тонкс принялась раскидывать подушки руками и ногами.
- Почему ты не сказал, что любишь меня?
Невезучая оранжевая подушка попалась ей под руку, за что и пострадала от кулаков и ногтей в сопровождении треска швов.
- Какого черта я вообще влюбилась в тебя?
Швы на подушке снова заскрипели, а затем разошлись.
- Римус Люпин, ты скотина!
Перья. Перья были везде. Вырываясь из дыры в оранжевой подушке и тихо кружась, перья падали на пол, на подушки, на саму Тонкс, покрывая все вокруг белым пушистым покрывалом. Глубоко дыша, она осмотрелась вокруг, потом глянула на оранжевую ткань, зажатую в руке, а затем – на опадающие снегом перья и вздохнула.
Что ж. Так-то лучше.
«Боже, я так в этом нуждалась».