Империус (ЛП)

С холодком в сердце он вспомнил ее бледное лицо, обмякшее тело, ее теплую кровь, стекающую по его пальцам, пока он цеплялся за нее – собственнически, стараясь защитить – в окружении пожирателей смерти. В той ужасной ситуации у него почти не было времени на то, чтобы представить, что случится, если она не выживет, но, к счастью, этого не произошло на самом деле. Его разум и чувства содрогались от осознания той пустоты, что появлялась внутри него при одной только мысли о том, что она могла умереть на обратном пути в школу. Облегчение, испытываемое им во время разговора с ней следующим утром в больничном крыле, было ни с чем не сравнимо…

Облегчение. Вот и все, что это было. Облегчение.

Она была его другом.

Его пальцы сжались на подлокотниках кресла. В любом случае, это неважно. Она никогда даже не взглянет на него иначе, чем на друга.

Да вот только это неправда. Уже неправда. Ты видел, как она смотрела на тебя тем утром. И ты знаешь, что она хотела сказать тебе этой ночью…

Нет.

Прекрати.

Это просто абсурдно. Даже если в результате какого-то страшного стечения обстоятельств она решится рассказать ему… о своих чувствах, он не намерен позволять этому случиться. Это было бы несправедливо по отношению к ней – навязываться ей, только начинающей жить, вторгаться в ее яркий мир человеку, выглядящему и чувствующему себя гораздо старше своих лет в результате болезни и полной горьких потерь жизни. Какое право он имел тянуть ее ко дну за собой? Какое право он имел омрачать ее будущее шрамами своего прошлого?

«Я ничего не могу с этим поделать. Не смог бы. Я не имею на это права.

Она заслуживает кого-то лучшего, чем я.

Даже если я…»

Римус замер. Его взгляд остановился на лице спящей Тонкс.

Нет. О нет. Не думай об этом. Не думай.

Друг. Она твой друг. Ничего больше. И другом она и останется.

Ты не можешь позволить ей быть кем-то большим.

Не думай. Не думай. Не думай, что ты можешь…

Ее глаза, такие темные и бездонные, полные радости, света, самой ее сущности. Ее голос, смех и шутки, удовольствие, испытываемое от простого общения между ними – все эти воспоминания и чувства вдруг выплеснулись из берегов, превосходя все ожидания. Боль, которую он ощутил, осознав, что она может быть потеряна для него навсегда…

«Я люблю ее.

Ох Мерлин, я подумал это».

Римус закрыл глаза. Каким идиотом он был.

Он чувствовал это уже так давно. И так же давно прятался от признания, бежал от него, даже подсознательно боролся с ним – делал все возможное, чтобы не признаваться себе в том, что подспудно уже и так знал. Само слово «друг» было своего рода баррикадой, воздвигнутой им, и он прятался за ней, потому что знал, что стоит только выглянуть из-за нее, и он потерян.

Но он выглянул. И теперь знал. Он смотрел на ее безмятежное лицо, а страшные слова все крепли в пустоте его разума. Он не мог бороться с ними дальше.

Отрицание было лучше. В отрицании у него была ее дружба, дружба, которая притупляла острую боль. Но теперь их дружба была запятнана, потому что он знал, что не мог позволить этим чувствам всплыть на поверхность.

Она заслуживала лучшего. Она нуждалась в лучшем. Да, он любил ее. И именно поэтому знал, что никогда, никогда не сможет повести себя настолько эгоистично, чтобы испортить ей жизнь, пойдя на поводу у этих чувств.

До сего момента ее дружбы было достаточно. Так оно и останется. Он никогда не скажет ей, не позволит осознать, что он…

- У меня что-то с лицом?

Римус подпрыгнул на месте от неожиданности, обнаружив, что смотрит в темные и очень даже открытые глаза Тонкс. Она сонно ему улыбалась.

Взволнованно он постарался побыстрее подавить все эти личные и полные эмоций мысли, в которые позволил себе погрузиться.

- Что, прости? – выдохнул он наконец.

- Мое лицо? – повторила Тонкс, убирая с глаз растрепанные волосы. Потянувшись, она села. – Ты пялился на меня минут пять, не меньше. Я чувствовала это.

- Я… - Римус отчаянно боролся с приливающей к лицу краской. – Прости, Тонкс, я просто размышлял над тем, стоит ли уже тебя будить, и, должно быть, задумался над… чем-то. – Он глубоко вздохнул. – Я не хотел пялиться.

Тонкс рассмеялась.

- Вот же, - сказала она весело. – А я-то уже размечталась, что ты был пленен моей неземной красотой.

О боги. Вот теперь он точно покраснел; он чувствовал, как краска заливает его лицо, как морская волна – песок. В отчаянной попытке укрыться он вскочил с кресла и обошел стол. Сжав кулаки и заклиная свой голос звучать спокойно, он сказал:

- Служащие скоро проснутся. – Слова натыкались друг на друга, спеша вырваться на свободу. – Так что нам стоит подготовиться…

- Римус?

Тон ее голоса заставил его обернуться. Он не смог одурачить ее.

«Она знает меня слишком хорошо. Мне не следовало позволять ей…»

- Что с твоим лицом? – мягко спросила Тонкс. Она уже поднялась на ноги и стояла рядом со столом; ее мантия была измята, а на лице застыло выражение недоумения и тревоги. Взгляд ее глаз будто бы буравил его, пугая своей интенсивностью, что-то ища и словно бы умоляя.

«Нет. Я не могу. Пожалуйста, я не могу».