Скоро стало понятно, к чему именно подбирался Николай Павлович. К возможности ограничения совсем уж мракобесного влияния нынешних церковных иерархов на жизнь тех, кто от них откололся. Если против аристократии они мало что могли сделать – шугали этих клоунов мигом и безвариантно, понимая, к чему подобное может привести – то вот купечеству, мещанам и тем паче простому крестьянству, случись что, приходилось плохо. Целый букет уголовных статей можно было приложить под понятия «вероотступничество» или там «святотатство». А уж в натягивании совы на глобус церковники-авраамиты много веков знали толк! Чего уж, раз порой пытались лезть со своими убогими рылами в дела научные. Того же беднягу Дарвина с его эволюционной теорией охотно сожрали бы заживо, аки маори с Новой Зеландии… тем самым подтвердив своё происхождение от разных там гамадрилов. И не то что я был сторонником его теории – скорее ровно наоборот – но вместо разумного оппонирования вести себя… Мда, в общем, комментарии тут излишни.
И не Дарвином единым. Чего стоили частенько случающиеся попытки лечить болезни вроде холеры молитвой, не давать соблюдать режим карантина, мешать медицинским исследованиям и даже пытаться устраивать погромы в некоторых лабораториях. Разумеется, это пресекалось властями, но, судя по всему, не так резко и жёстко, как оно требовалось, раз подобные эксцессы повторялись раз за разом. Неудивительно, что идеолог панславизма граф Игнатьев был сильно заинтересован в очистке религиозного аспекта, важного для Российской империи, от скопившегося за долгое время мусора.
- Сигариллу? – поскольку граф отрицательно покачал головой, предпочтя раскурить собственную папиросу, судя по запаху, набитую своеобразной смесью табаков, я ограничился тем, что достал из портсигара лишь одну «курительную палочку». Прикурив же от спички, поинтересовался. – Опять сложности родом из Синода не дают спокойно жить?
- Не из самого Синода. Не только из него, - неожиданно заюлил Игнатьев, у которого. Видимо, не получалось подобрать должные слова. – А, да простят меня силы небесные, вы, Виктор, всё равно о наших делах почти всё знаете!
- Всё не всё, а достаточно. Но почему столь яркие и вместе с тем печальные эмоции? Или опять кто-то из духовной верхушки очередное непотребие учинил, как они это очень хорошо умеют?
- И это тоже, - в две затяжки «сжигая» папиросу», граф отбросил окурок и потянулся за новой. – Есть у нас… первенствующий член Синода, если знаете про такое понятие…
- Знаком. Самый главный из лиц именно духовных, но вынужденный подчиняться обер-прокурору Священного Синода и уж тем боле монарху, официальному главе церкви. Но для простых попов и прочих монахов именно он «первый после бога». Именно он, случись столь желаемое для всех священнослужителей событие, станет патриархом. Ну или первым кандидатом на сие место. И что же этот ваш митрополит Исидор учинить изволил?
У Игнатьева аж уголок рта дёрнулся в неконтролируемой гримасе, когда я произнёс это имечко. Судя по всему, министр иностранных дел, рафинированный аристократ, очень сильно не любил сего мракобеса из рода потомственных носителей креста и рясы. И ведь было за что. Патологическая склонность к мракобесию и ненависть к науке выделяли Исидора даже на фоне его коллег. Особенно паразит бесновался по поводу исследований в медицинской области, связанных с лечением редких болезней и вакцинами. Ох и бесновался! Собственно, граф это и подтвердил, пусть и в более обтекаемых выражениях:
- Есть в Медико-хирургической академии ученые, исследующие разное, в том числе работу мозга. Важное дело, многим раненым в голову помочь может, как и тем. кто после контузии в себя годами прийти толком не может. А почтенный митрополит на крик изошёл, требуя работы прекратить, всё запретить. Можно было бы уладить как-то, но есть там один доктор медицины, Сеченов его фамилия…
- Иван Михайлович. Ну как же, знаем, - невольно улыбнулся я, вспоминая тут действительно мерзко-мракобесную историю, знакомую в моём родном времени многим. интересующимся историей и стыком науки с христианской религией. – Действительно выдающийся учёный, за которым будущее. И что же, ему мешают эти «исидоры»?
- Удивлён, да-с. Не думал, что вы интересуетесь медициной, Виктор.
- Ей не интересуюсь. Просто стремлюсь следить да подающими надежды талантами, не в последнюю очередь русскими. Кровь, она, знаете ли, не водица, Николай Павлович.
Соглашается, кивая, но думает явно о другом. Вторая папироса была сожжена, а вот за третьей граф потянулся было, но решил проявить умеренность.