Имперские игры

- Над уже вторым по счёту президентом США витает болезнь под названием прогрессирующее слабоумие. Эрнст Густавович, - усмехнулся я. – Один освобождает черномазых и предоставляет им все права, при этом притесняя основу своей власти, нормальных белых людей. Вдобавок делает врагами пусть не большую, но лучшую часть своей страны, её элиту. Результат наблюдает весь мир. Его же преемник и аболиционист самого радикального толку ничего не исправляет, лишь усугубляет. А ещё создаёт себе новую проблему буквально на ровном месте. Индейские племена горды, а ещё видят, что их ставят ниже негров в новых то реалиях. Если в Вашингтоне резко и быстро не образумятся, то исход… может быть каким угодно, только не тем, что ждут в том же Лондоне.

Штакельберг изображал полное, невозмутимое спокойствие. А может даже не изображал, относясь ровно ко всему тому, что не имело непосредственного отношения к российским делам и не влияло прямо и круто на союзников его родной империи. Действительно, ну вот какое ему дело до волнений в Дакоте и возможного кризиса власти в Вашингтоне? По большому счёту это ничего не изменит, да и США никак не выбраться из затеянной бриттами интриги. Другое дело, что Виктория и лорд Пальмерстон хотят провести возвращение бывшей колонии совсем уж без сучка и задоринки, но… Всем тут присутствующим на их хотелки банально положить.

- Император Всероссийский понимает, что вам не нужна ни новая война с США, ни развал того, что от них осталось. Но поднявшийся шум…

- Индейские резервации формально независимы от Вашингтона, - ангельским голоском пропела Мария. – Они имеют право защищать свои земли и свои жизни. А наша пресса может поддерживать словом и авторитетом их стремления.

- Но не больше?

- Не больше. Эрнст Густавович, - успокоил я посла. – Хотя мы оставляем за собой право предоставления политического убежища тем, кто его попросит. И оставляем за ними право считать земли племён своей собственностью при любом исходе.

- В этом никто не сомневается и не будет возражать. На землях Российской империи.

Вот и поговорили, выяснив кое-что новое и прояснив позиции обеих союзных сторон. По большому счёту, такие вот торжественные приёмы и балы служат не только для развлечения, но и для таких вот встреч. Глупец тот, кто этого не понимает. Вдвойне глуп, кто понимает, но при этом не использует.

Танцы, разговоры за столиками с напитками и закусками. И за иными слотами, уже карточными. Именно за такой стол я и попал спустя некоторое время. Не в одном из больших залов, а в отдельной комнате, в компании всего троих человек, принимающих участие в игре и одной, чисто наблюдающей. Та самая игра, где собственно игра лишь внешний фон, предлог для разговора, пусть и требующий к себе определённого внимания. Вид игры? Набравший популярность в России и активно распространяющийся тут, в Америке, преферанс, известный мне ещё с далёкого будущего. Кто игроки? Помимо меня и сестрёнки, император Владимир Александрович и его старший братец-цесаревич. Игра на четверых с одним находящимся на раздаче и тремя игроками. Раздающий, понятное дело, меняется от сдачи к сдаче. Ну а в качестве любопытного наблюдателя… понятное дело, что одна индеанка даже сюда ухитрилась проскочить, сделав умильную мордашку и тем воздействовав на чувствительного к подобному Владимира.

Семнадцатилетний и двадцатилетний отпрыски дома Романовых. Младший уже получил императорскую корону – иной империи и совершенно неожиданно для себя – другой же ещё долго, если не случится чего-то трагично-неожиданного, должен был оставаться лишь наследником. Более того, далеко не стопроцентным, поскольку монархи – народ особенный. В том числе относительно законов престолонаследия, которые способны поменять тем или иным образом. Учитывая же сложные отношения цесаревича с отцом… всё могло быть.

Братская любовь… тут главный вопрос не в степени оной, а в самом её наличии. Слишком разные они люди, да и существующие различия между этими двумя Романовыми за последнее время лишь обострились. Убеждённый даже в юные годы консерватор Владимир, став императором, попал в такую среду, которая всячески углубляла и развивала эти его грани личности, пусть и причудливо переплеталас передовыми правами и свободами. Впрочем, лишь для тех категорий граждан, которые в империи считались своими. Ничто не ново под луной, достаточно было вспомнить Римскую империю в годы её наивысшего расцвета. Там ведь тоже граждан как таковых, пользующихся всеми правами и привилегиями, было не столь уж много.