Имперские истории

– …но и важные птицы тоже со стен летают! – поддержал товарища по несчастью Пархавиэль, на всякий случай заходя сзади и перекрывая графу путь к отступлению. – Хамство для вас, благородных, черта свойственная, но меру тоже нужно знать. Мы же не у тя в гостях застряли, а у Совера, то бишь графа Карвола. С какой стати ты перышки распустил?!

– Ас той, что рожи мне ваши больно не нравятся, – ответил Гилион, ничуть не испугавшись угроз. – От такого сброда, как вы, у порядочных людей одни неприятности: то столовое серебро пропадает, то еще что-нибудь.

– Ага, значит, ты за нами присматривать вздумал? Эдакий блюститель хозяйского добра выискался?! – начинала сердиться Флейта.

Девушку задело за живое не столько само слово: «приблуда», сколько та надменная ухмылка, с которой красавец граф взирал на компанию странствующих авантюристов.

– Только такое жалкое отребье, как вы, мои дорогие, невинно оскорбленные овечки, может позволить себе роскошь затевать ссоры, когда враг под стенами замка. Что ж, оставлю выбор за вами: или вы накидываетесь на меня сейчас, или все-таки дождетесь окончания штурма. Готов обнажить меч сразу против троих, поодиночке вам со мной не справиться. – Одарив оппонентов презрительной ухмылкой, Гилион повернулся спиной и демонстративно убрал ладонь с рукояти меча.

– Похоже, господин капитан благородных кровей нас с кем-то перепутал. Оно и понятно – гвардеец, кроме чистки кирасы и сапог мозгов ни на что не хватает, – съязвила Флейта и тут же испуганно заморгала, поняв, что проговорилась.

Тот добрый взгляд, которым ее наградил Артур, запомнился Флейте надолго. Пират едва удержался, чтобы не пройтись по физиономии беспечной болтушки костлявым кулаком. Наверное, его смутило общество гнома, который непременно встал бы на защиту своей бывшей напарницы.

– Так, так, так… значит, вы меня знаете! Интересно, откуда? – Ладонь резко развернувшегося на каблуках Гилиона снова легла на рукоять меча. – А может, я ошибся, может, вы не такой уж и сброд? Кто подослал?!

– Ручонку убери?! – решительно вступил в разговор Пархавиэль, делая шаг вперед и гипнотизируя графа суровым взглядом из-под грозно сдвинутых бровей. – Не люблю я, когда за оружие вдруг хватаются, нервным от этого становлюсь… за себя не ручаюсь! – Быстро подкинутый и ловко пойманный в воздухе топор подтвердил серьезность намерений низкорослого заступника. – Это не они, а я тя признал возле Отиса кабак помнишь? Твои охламоны еще тогда весь народ под дождь выгнали, в амбаре ночевать пришлось…

По лбу графа пробежала волна морщин. Гилион пытался восстановить в памяти события той проклятой ночи, когда его солдаты передрались в потемках с людьми баронессы Лиор, а из казенного сундука пропало несколько сотен сонитов.

«Проклятие, все гномье на одно лицо. По двору тогда точно один шлялся, этот – не этот, не знаю. – Граф кивнул головой в знак того, что счел оправдание убедительным, и, убрав руку с меча, отошел на несколько шагов от компании. – Но на того зеленого человечка, нечестивого воришку и виновника кровавой резни, бородатый коротышка определенно не походит. В краске и специально изваляться можно, а вот фигура у гнома точно не та, тот мерзавец намного тощее был и примерно на полголовы выше!»

– Тебя просил кто встревать? Мы и сами за себя постоять можем, не маленькие. Иди парнишке своему сопельки подтирай! – недовольно проворчала Флейта, демонстрируя и словами, и видом, что не нуждается ни в чьей опеке.

– Спасибо, – тихо произнес Артур и протянул все еще грозно раздувавшему ноздри гному руку.

– Не люблю влезать в чужие дела, но ссора с благородными ни к чему, – пояснил Пархавиэль, без раздумий отвечая на рукопожатие. – Злопамятные они, как кошки, и к себе слишком любвеобильные, остальных же за скот держат!

Потери были ужасными, даже можно сказать больше – критическими. После обстрела и штурма в живых осталось около восьмидесяти защитников, включая охотников, посыльных, слуг, поваров и прочую челядь, не приспособленную к ратному делу, но все же поднявшуюся на стены. Стражники уже не скрывались за деревьями леса, а перенесли свой лагерь вплотную ко рву. У лучников замка закончились стрелы, а вход в оружейную замка был погребен под внушительным завалом камней. Следующий штурм должен был стать последним, тем более что нападавшие на этот раз решили действовать по-другому: не прорываться в замок через зияющую брешь в стене, а разделить силы на небольшие отряды и одновременно напасть с нескольких сторон. Если осмотреть диспозицию сверху, то замок можно было сравнить с маленькой крошкой хлеба, лежащей точно посередине перевернутой кверху дном тарелки, а отряды стражников – с тараканами, рассевшимися по краям и с нетерпением ожидавшими сигнала жирного и длинноусого вожака.