Имперские ведьмы

— Ничего ты им не сделаешь, — безнадежно произнесла Чайка. — Что ты можешь сделать? Манипулятором махать? Так они близко и не подойдут. Они даже на выстрел подходить не станут — незачем. Просто соберутся шестеро старших ведьм, составят гексаграмму, так, чтобы они по углам, а я — в центре. И все, одна шкурка от меня останется. Ни сил, ни души, ни памяти. Только дышать смогу и глазами лупать. Таких, развоплощенок, свозят в этот город. Видишь, на окраине дом большой… больше всех остальных… видишь?.. Вот там они и лежат, развоплощенки. Кашу им в глотку вливают, а все остальное, что нужно, одевка делает. Чистит, обихаживает, пролежни лечит.

— Зачем же их там держат? — не выдержал Влад. — Оно и впрямь, лучше бы убили.

— Их используют как маток. Они детей рожают, каждые десять месяцев. Одну девочку родит, и ее тут же снова беременной делают. Сами-то ведьмы мало рожают. Я говорила, у некоторых по тринадцать дочерей, но такие семьи — редкость. Все больше по одной дочке. А эти — как заведенные, все время или беременные, или только что родившие. А ты думал, почему в этом городе столько детей? В других городах меньше. Я ведь и сама из этих… из развоплощенских. Домашние нас щенками дразнили. А ты ей ничего и сделать не моги, у нее мать, она за свою дочулю тебе башку свернет. Я в приюте жила, а Каина, она меня старше, всю жизнь меня тюкала. Наверное, за то, что нас одна матка родила, а мы такие непохожие. Я даже специально ходила смотреть свою родительницу, чтобы узнать, кто из нас настоящая дочь, а кто наколдованная.

— И как?

— Не поняла. Лежит такая квашня, лицо опухшее, в глазах ни мыслиночки, брюхо горой. И воняет. Одевка вовсю старается, а от нее все равно вонью несет. Знаешь, как страшно? Потому и говорю: ты меня лучше убей, а им не отдавай.

— За что твою мать развоплотили? — спросил Влад, сам удивившись, как легко соскользнуло с языка прежде неизвестное жутковатое слово.

— Ни за что. По злому навету.

— Это как? — Вот уж во что Влад не мог поверить, что у ведьм, способных читать чужие мысли и проницать взором неведомое, могут быть судебные ошибки.

— Кто-то жупельницу в один из домов подпустил, — начала рассказывать Чайка. — Есть такая пакость в океане, на одном из островов. И эта жупельница, прежде чем ее убили, две семьи выела. Ясное дело, за такое полагается развоплощение. А как узнать, кто это сделал? Тут без сестры-дознавательницы не обойтись. Сестра-дознавательница — это обычная ведьма, но у нее есть хитрая особенность: она всегда все про своих соседок знает. Вроде и в трубу не подглядывала, а спроси, что соседка на обед варила — мигом скажет. В той деревне одна такая была, к ней и пошли. А она сразу на мою мать показала — она, мол, больше некому. Стали проверять: и впрямь летала она на тот остров, метла-то дорогу помнит. Та в слезы: мол, на горячие источники летала, угри выводить, а жупельницу не привозила. Да кто ж поверит? Приговорили… Привезли ее сюда, а она возьми да и потребуй у матерей эликсир правды.

Чайка вздохнула и потерла пальцем нос, словно проверяя, не объявились ли там угри. Влад слушал рассказ, как страшную сказку, каких в жизни не бывает. Корабль висел высоко над городом, так что снизу и не разглядеть; Влад и Чайка ждали вечера.

— А эликсир этот — штука страшенная, — продолжила Чайка. — Его только самые суровые старухи варить могут. Что развоплощение, что эликсиру хлебнуть — результат один, но развоплощают быстро, раз — и нет тебя, а от эликсира мук примешь несказанно, он по частям душу разъедает. И укрыть нельзя ничегошеньки, ни одной тайны, ни единого секретика. Ежели кто эликсир пьет, так весь совет слетается послушать, у самой захудалой колдуньи всегда есть чем поживиться. Сидят вокруг страдалицы, словно стервятники кругом издыхающего зверя. Зато если окажется, что приговоренная хотя бы в малом была невиновата, старухи в лепешку расшибутся, а настоящую виновницу найдут и накажут. Без этого нельзя, иначе никто их эликсира поганого пить не станет. Его пьют, чтобы хоть с того света, но обидчице отомстить. Родительница моя и впрямь оказалась невиновной. На остров летала угри лечить и жупельницу не привозила.

— Преступницу-то нашли?

— Нашли. Сестра-дознавательница и оказалась. Она два года жупельницу в коробочке хранила, все ждала, когда кто-нибудь из соседок на тот остров слетает. На кого только могла порчу наводила, чтобы угри высыпали. Вот и дождалась. Она потом сама во всем призналась. Ее совет судил, и тоже развоплотили. Так они и лежат рядом. Глянуть — так сестры родные, не отличить.

— А невинную-то зачем в этот инкубатор?

— Так ей уже без разницы, она все равно развоплощенная. Зачем добру зря пропадать?

Влад промолчал. Страшная сказка закончилась еще более страшной в своем прагматизме моралью.