Имперский городовой

– Ну что вы, тетушка Маара! – возразил молодой человек. – Разве можно такого красавца отдавать живодеру. История вам этого не простит.

– Ладно уж, тоже мне защитничек нашелся, – улыбнулась старушка, – садись-ка лучше чайку откушать.

Молодой человек недоуменно посмотрел на плотно уставленный блюдами с самыми изысканными разносолами стол, и с его губ как бы сам собой сорвался закономерный вопрос:

– И это у вас называется «попить чайку»?

– Садись, садись, милок! Ужин еще не скоро, и до него нужно дожить. Поэтому не стесняйся...

Лишь выйдя из-за стола с изрядно набитым брюхом, Зенон понял, почему у добрейшей тетушки Маары такой здоровенный кот. Ее умению угощать гостя так, что тому даже с полным животом в голову не придет отвертеться от того или иного «лакомого кусочка», мог позавидовать любой владелец трактира или ресторации.

– Иди-ка, поваляйся Зенончик, телевизор посмотри или поспи, а на ужин я тебя обязательно растолкаю.

Спать или пялиться в экран телевизора Зенону совершенно не хотелось, и он решил прогуляться к протекавшей позади огородов речушке с оптимистическим названием Отрадная. Без всякой задней мысли он посетовал на то, что не догадался приобрести рыболовные снасти: спиннинг или по крайней мере леску с крючком для удочки. На что старушка встрепенулась, выскочила из комнаты, а через минуту вернулась с великолепным спиннингом в руках.

– Вот держи, милок, – протянула его Зенону, – от прежнего постояльца достался. Любил майор после работы с удочкой вдоль реки прогуляться. А насчет рыбы не переживай – у нас этого добра, что грязи в межсезонье. Заодно и моего лохматого обормота прихвати – ужасно обожает всякую рыбку, особенно омулька – губа не дура.

Несмотря на то что во время «распития чая» Василище не был обделен угощением, увидев рыболовную снасть, он от радости заблажил так, что окна зазвенели – похоже, прекрасно понимал, для каких целей служит эта штуковина.

Речушка обнаружилась тут же за огородом тетушки Маары. Прямо за ветхим плетнем, служащим более для условного обозначения границы ее владений, нежели реальной преградой для всякого жулья, начинался крутой спуск. Сама речка располагалась метров на тридцать ниже. Была она шириной не более десятка метров, полноводна – жаркие погоды растопили ледники в Синих горах, талые воды, согласно закону всемирного тяготения, устремились вниз и наполнили русла многочисленных рек и речушек. По этой же причине, несмотря на невыносимое пекло, купаться в Отрадной, без риска заболеть, мог позволить себе лишь особо тренированный индивидуум.

Поскольку наш герой не особенно разбирался в местных физико-географических тонкостях, вид текущей воды вызвал у него непременное желание освежиться перед началом рыбалки. Из прежнего своего опыта он знал, что если на дворе стоит тридцатиградусная жара, то к вечеру вода в любой реке будет как парное молоко. Юноша разоблачился до трусов и, к величайшему изумлению своего лохматого напарника, сиганул с разбегу в речку. Нетрудно представить, что произошло сразу же после того, как талые воды горных ледников вошли в контакт с кожей нашего героя. Зенон поначалу подумал, что попал прямиком в кипяток, но вскоре до него дошло, что ледяная влага способна обжигать тело похлеще самого крутого кипятка. В следующее мгновение он обнаружил себя стоящим на берегу, словно ему удалось совершить мгновенную телепортацию из ледяных объятий коварной речушки. На самом деле разного рода трансцендентные штучки тут ни при чем – безупречно отшлифованные за время тренировок рефлексы юноши своевременно отреагировали на неблагоприятные изменения внешних условий и побудили определенные группы мышц сделать все возможное для его спасения. Короче говоря, все случилось настолько быстро, что даже специально приспособленный за тысячелетия эволюции для ловли юрких грызунов мозг кота Василия не успел зафиксировать момент появления Зенона из реки. Затем животного потряс до глубины его кошачьей натуры душераздирающий вопль, исторгнутый из глотки спутника, поэтому Василий, как всякое здравомыслящее существо, поспешил убраться подальше от мокрого, трясущегося от холода человека. Однако совсем скоро Зенон почувствовал, как его кожу начали покалывать тысячи иголок, кровь заструилась по жилам и артериям с прежней энергией, и он ощутил ранее неведомое блаженство, как будто только что умер и возродился в каком-то другом измерении, где абсолютно банальные вещи воспринимаются совершенно по-другому. Ему почудилось, что солнышко светит значительно ярче, зелень древесных крон стала сочнее, птичий пересвист казался райской музыкой.

– Вот оно как получается, Василий, – обратился он ко все еще испуганному коту, продолжавшему держаться от него на почтительном расстоянии, – раньше я никак не мог взять в толк, чего хорошего посередь зимы нырять в ледяную прорубь. Теперь, кажется, понял.