Имперский крест

– У меня есть один вопрос, который не дает мне покоя.

– Попробуй задать его мне, – предложил профессор. – Быть может, я сумею на него ответить.

– Видите ли, проф, я, будучи человеком недалеким, не могу понять одного факта.

– Какого?

– Один из моих дедов погиб в апреле сорок пятого, на подступах к Берлину. А за год до этого, в сорок четвертом, будучи в отпуске, он зачал моего отца. Но если в вашей реальности война закончилась в сорок третьем году полной победой фашистов, то как мой дед сумел встретить мою бабку? А если он ее не встретил, то, значит, мой отец никогда не родился. А следовательно, я тоже никак не мог появиться на свет. Так почему же я все-таки существую в этой реальности?

Терехов наморщил лоб, а затем раздумчиво проговорил:

– Думаю, дело тут вот в чем. После того, как ты убил Гитлера, образовался целый пучок альтернативных реальностей. В одних из них фюрером стал не Геринг, а имперский министр внутренних дел Гиммлер. Фашисты не сумели создать ядерную бомбу и в итоге проиграли войну. (Может быть, даже раньше, чем в той истории, которую ты знаешь.) В других альтернативных реальностях они одержали победу и подчинили себе весь мир, однако потом что-то пошло не так, и они выпустили власть из рук.

Профессор перевел дух, затем продолжил, подергивая себя пальцами за крашеный ус:

– Машина времени перенесла тебя в наиболее близкую из возможных альтернативных реальностей. В ту реальность, где фашисты победили, но твой дед каким-то образом выжил и все-таки встретился с твоей бабушкой. Думаю, иначе и быть не могло, поскольку, с точки зрения квантовой физики, позиция наблюдателя чрезвычайно важна. Ты – наблюдатель.

– Попахивает солипсизмом, – заметил Егор.

– Ты прав, – согласился Терехов. – Но никто еще не сумел доказать, что солипсизм – чушь. Для тебя мир существует, пока ты жив и пока ты воспринимаешь его своими органами чувств. И мир этот погибнет в тот миг, когда твои органы чувств перестанут его воспринимать.

– Однако он останется даже после моей смерти, – возразил Егор.

Профессор улыбнулся:

– Мы не можем знать этого наверняка. Разум человека находится в ловушке его восприятия. И шагнуть за границы этого восприятия человек не в силах. Но есть и более простое объяснение, – смягчился профессор, видя замешательство Егора. – Многие связи, существующие в мире, на редкость прочны. Я не могу этого объяснить, однако это так.

– Быть может, все дело в значительности этих связей для мировой истории? – предположил Егор. – И как ты ни изменяй мир, но в нем все равно, при любом, даже самом диком раскладе, появятся Эйнштейн и Микеланджело?

– Может быть, и так, – согласился Терехов. – Быть может, основной смысл твоего существования, дружок, заключается в том, чтобы ты произвел на свет безвестного пока гения, который через тридцать лет облагодетельствует человечество, построив вечный двигатель.

Егор слегка смутился.

– В этом мире есть одна девушка… – сбивчиво проговорил он. – Она существовала и там, откуда я пришел. Думаете, у нее тоже есть великое предназначение?

– Если следовать нашей логике, то это вполне возможно. И как знать – быть может, ее предназначение совпадает с твоим. Но наша дискуссия затянулась.

Егор тряхнул головой, прогоняя несвоевременно нахлынувшие мысли, и сказал:

– Да, вы правы. Пора действовать.

– Я скажу охранникам, что ты наш новый лаборант.

– Они не поверят, – возразил Егор. – Я не похож на арийца.

Профессор удивленно приподнял брови, затем взял с полки небольшое зеркало и протянул его Волчку. Тот воззрился на отражение недовольным взглядом, но тут лицо его вытянулось от удивления. Из зеркала на него смотрел голубоглазый парень с очень светлыми, почти белыми волосами. Егор нахмурился и сказал:

– Теперь я понимаю, почему повстанцы так на меня смотрели.

Профессор дернул уголками губ и иронично проговорил:

– Зная отношение повстанцев к нацистам, рискну предположить, что восхищения и обожания ты в их взглядах не увидел.

Профессор легонько хлопнул Егора ладонью по плечу и ободряюще заявил:

– В любом случае, дружок, никто не назовет твою жизнь неинтересной.

8

Подземный туннель оказался широким коридором, обшитым белыми пластиковыми плитами. Егор и профессор Терехов шли по нему молча. На Егоре красовался такой же белоснежный, хрусткий от чистоты халат, как и на старике. Оба были сосредоточены.

Когда дошли до стальной двери, ведущей из туннеля в научную лабораторию, профессор сказал:

– Когда войдем, веди себя смирно. И не особо полагайся на свои лазоревые глазки, охранники очень настороженно относятся к новичкам. Особенно они не доверяют тем, кто прошел модификацию седьмого поколения, а, насколько я понимаю, с тобой пытались проделать именно это.

– Нацисты и впрямь надеются стать бессмертными?

– Безусловно, – кивнул профессор Терехов. – У них нет для этого никаких препятствий. – Профессор лукаво улыбнулся и добавил: – Если, конечно, не считать препятствием тебя, мой мальчик.