Имперский маг. Оружие возмездия

Он стоял посреди небольшой круглой площади. В центре площади находилось нечто вроде низкого, но широкого постамента, а окружали её — Хайнцу сначала показалось, что это остатки крепостных стен, — приглядевшись, он с изумлением понял, что вокруг в несколько рядов возвышаются гигантские монолиты по четыре, шесть, восемь метров высотой и более трёх метров в ширину: каменные чудовища доисторического зодчества, огромные гладко обтёсанные плиты, поставленные на ребро. Между камней затаилась темнота, они словно стояли на страже ночи, нехотя пропуская на площадь утренний свет. От них тянуло пронзительным холодом, ледяными иглами впивающимся в самую сердцевину костей. Эти камни были самой вечностью, воплощённой, сконцентрированной и спрессованной до плотности гранита.

Хайнц невольно подобрался: какой-то ранее не востребованный инстинкт явственно подсказал ему, что он находится в храме. Да, именно, — и не в разорённом и мёртвом, а в действующем, живом, и Хайнц даже отдалённо не мог представить себе, церемонии какого невообразимого культа проводят в таком месте.

Металлические пластины на подпорках, нелепые шаткие поделки, зачем-то очутившиеся в древнем святилище, резали глаза вульгарной новизной.

Хайнц, оглядываясь, медленно повернулся — и обомлел. С той стороны укрытой туманом реки надвигалась серая стена, настолько огромная, что при взгляде на неё колени плавились от слабости. Это была почти отвесно вздымающаяся от самой воды скала, которую Хайнц вначале принял за гигантскую дамбу — настолько ровными были её склоны, — но более внимательный взгляд всё же различил природную слоистость песчаника, а не рукотворную гладкость бетона. В точности как монолиты капища, смутно подумал Хайнц, зачарованный и подавленный величием открывшегося зрелища. То же самое, только в десятки раз больше. Да ведь это же всё — единый комплекс, озарило его. И капище, и скала — всё это вместе и есть храм. «А я-то ещё презирал археологию, — раскаялся Хайнц. — Ничего себе «черепки»…»

Хайнц потерянно смотрел по сторонам. Если это храм, огромный, невообразимо древний, величественный — но всё-таки храм, архитектурное сооружение, — то где же устройство, про которое говорил командир? Устройство, позволяющее управлять временем? Хайнц переглянулся с Эрвином, стоявшим неподалёку и тоже недоуменно озиравшимся вокруг. Хайнцу показалось, что он слышит мысли товарища. Они оба на секунду усомнились во вменяемости командира, собиравшегося проводить, не иначе, какие-то шаманские пляски на древнем капище, но мгновенно отвергли это соображение, укоряя друг друга и раскаиваясь в кощунстве своих глупых догадок. Эрвин указал на слегка изогнутые полированные металлические экраны, установленные вокруг низкого постамента (алтаря? жертвенника?) в центре площади. Быть может, это и есть то самое устройство, предположил эрудированный Эрвин, — работающее, скажем, на принципе отражений. Да, наверное, благоговейно согласился Хайнц. В конце концов, почему нет. Они потрясённо уставились друг на друга, осознав, что каким-то образом сумели обменяться мнениями не произнеся ни единого слова.

Помощник Штернберга подошёл к алтарю и бухнул на него огромный чёрный чемодан, тот самый, что почти постоянно таскал с собой прикованным толстой цепочкой к браслету на запястье. Затем подошёл сам Штернберг, отпер чемодан и заодно освободил от металлического браслета своего оруженосца. Вдвоём они принялись доставать из чемодана тонкие раздвижные трубки и устанавливать их в углубления в мощении возле металлических конструкций. Некоторые трубки были совсем короткими, другие, раздвижные, — до полутора метров в высоту.

Чего это они делают, удивился Хайнц. Наверное, это ключ, догадался Эрвин. Они будут ориентироваться по положению теней от этих штуковин. Камни-то здесь, гляди, стоят так, что в любой день года утреннее солнце освещает площадь. Ну и где же тут обещанная машина времени, сердито полюбопытствовал только что подошедший Радемахер. Похоже, вот это она и есть, они её настраивают, решил Фриц Дикфельд. Да ну, как-то глупо она выглядит, не поверил Радемахер. И к тому же слишком уж просто. А тебе чего надо, шестерёнки, рычаги и кнопочки, съехидничал Харальд Райф. Наверное, это будет настоящее колдовство, размечтался Пфайфер, во будет потом о чём порассказать… Да ну тебя с твоим колдовством, рассердился на него Вилли Фрай. И вообще, вы все ничего не понимаете. Это же храм, храм Времени.

Никто из них не произнёс ни единого слова. Они изумлённо разглядывали друг друга, поражаясь невероятной реальности мгновенного безмолвного общения, когда всякая мысль становится одновременно и звуком, и эмоцией, и яркой картиной. Это оказалось восхитительно — но вместе с тем это было невероятно страшно. Потому что ничего больше нельзя было утаить.