Имперский раб

Ефрем выхватил свои пистолеты и выстрелил сквозь крышу на звуки шагов. Кто-то там завопил, послышалось падение тела.

Экипаж остановился, видно, лошади запутались в брошенных вожжах. Дверь рывком отворили, и снова грохнул выстрел туда, где должен был сидеть пассажир.

Ефрем, не целясь, ответил выстрелом на вспышку. Бросил ненужный теперь второй пистолет и рывком выкатился из экипажа. Вскочил на ноги, выхватил шпагу и закрутился на месте, ища противника.

– Какая встреча, мистер Бирк, или лучше, русский граф, или как вам удобнее! – раздался ироничный возглас.

Ефрем узнал в сумерках О’Хила, выходящего из-за экипажа с обнаженной шпагой.

«Все-таки просчитались мои друзья с засадой. Он раньше полной темноты напал», – подумал Ефрем. Вслух сказал:

– Не все ли тебе равно, собака, от чьей руки ты подохнешь. Я буду рад, что совершу это благое дело. Ты так упорно шел к подлому своему концу!

– Ну да, видимо, вы решили, что вызвали меня на дуэль? Как благородно! Ха-ха-ха!.. – расхохотался О’Хил и достал из-за пояса большой нож.

– Держитесь, граф, я иду на помощь!.. – раздался из придорожных кустов голос раненого возницы, и он, шатаясь, появился на дороге.

О’Хил мгновенно перехватил свой кинжал за лезвие и с силой метнул в раненого. В густых сумерках не было видно, куда попал нож, но парень охнул и упал. О’Хил пнул ногой тело своего подручного – тишина.

– Теперь шансы у нас равны! Попытайте свое счастье, мистер Инкогнито! – крикнул негодяй и сделал выпад шпагой.

Ефрем отбил выпад и сам напал. Ирландец отбил клинок Ефрема влево и резким движением повел свой вправо, норовя полоснуть противника по животу. Ефрем почувствовал, как сталь прорезала камзол и прошла, увязая в заветной тетради, что была у него под одеждой. О’Хилу показалось, что он поразил противника, и потому он застыл раскрывшись. Но Ефрем, словно вдогонку, вонзил ему в грудь, под ключицу свою шпагу. О’Хил страшно закричал, скорее от страха и отчаяния, чем от боли, и упал. На дороге показались огни факелов, и скоро место боя окружили Ефремовы друзья.

– Там возница в кустах, посмотрите, может, жив еще… – сказал им Ефрем. – А этот негодяй, которого искали, вот он, берите…

– Простите нас, мистер Чер-ни-шоф, он снова нас перехитрил… Вы не ранены? – суетился вокруг него фермер О’Нил.

– Нет, я цел, – сказал Ефрем, ощупывая на животе порванную тетрадь.

«Сберегла, родная! И так тоже бывают полезны знания!» – подумал он.

Возница оказался тяжело ранен, его стали перевязывать. О’Хилу повезло меньше – его рана оказалась не смертельной. Теперь он боялся мучений. Но его земляки и не думали истязать его физически. При свете факелов каждый опознал мерзавца Не сговариваясь, они плевали в лицо подлеца и молча отходили.

Ефрема поразило, что из полусотни человек не нашлось таких, кто не узнал бы негодяя.

– Братья, – обратился к толпе О’Нил, – этот человек принес горе в дом каждого из нас. Но он сейчас ранен, и, может, по закону Божьему он достоин снисхождения?

– Не-е-ет! – рявкнула толпа.

Послышались возмущенные возгласы:

– Он не щадил наших детей, когда доносил на них!

– У него не горели руки, когда ему платили за головы наших близких. Смерть негодяю!

– Смерть! Смерть!

– Ну, слава Господу нашему! – перекричал всех О’Нил. – Нет среди нас Иуды! Мой мальчик и ваши близкие будут отмщены! Есть высший суд!

Через мгновение оплеванный подлец, негодяй, предатель и шпион, носивший имя Джим О’Хил, болтался на ближайшем суку над придорожной канавой.

И все же Ефрему стало не по себе. А его новые друзья, в знак неописуемой признательности, решили сделать все, чтобы помочь русскому графу Чернишоф добраться до Российского посольства в Лондоне.

Вскоре Ефрем катил в экипаже из Ливерпуля в Лондон. Друзья-ирландцы сопроводили его до Дублина, там договорились ведомыми только им путями с рыбаками из Ливерпуля. Те переправили его через пролив и наняли экипаж с надежным возницей.

Напряжение последних месяцев оставило Ефрема. Но он испытал какое-то опустошение. Ему казалось, что все пережитое было не с ним. И закончилось будто прочитанная книга. Никто не угрожал больше, никто не гнался. Кругом тишина, ухоженные поля, прямые дороги – захотелось лечь и надолго уснуть.

«Эй, эй, господин Чернышов, – улыбнулся он сам себе. – Кто дозволил? Вы все еще на службе. А ну, не спать! Ать-два!»

Его молчаливый кучер добросовестно исполнял поручение ирландцев. Он был и проводником и слугой. Чтобы избежать лишних встреч и возможных расспросов, он выбирал не большие дороги, а вез окольно, останавливаясь для отдыха лошадей в неприметных харчевнях. Потому стороной миновали Бирмингем, Ковентри, Нортемтон. В городке Бетфорд, что стоит на перекрестке дорог милях в сорока от Лондона, Ефрем решил остановиться на несколько часов. Осмотреться, прислушаться.