Имперский рубеж

— И уже прониклись к нему симпатией. Мой вам совет, молодой человек: держитесь от сего индивидуума подальше. Да, он неглупый и обаятельный человек. Храбр, предприимчив… Все верно. Но вряд ли общение с ним подвигнет вас на что-либо путное. И вообще… — Иннокентий Порфирьевич потянулся за бутылкой, покачал ее в руке и поставил на место. — Я бы советовал вам… вернуться назад. Все это не для вас, Саша. Вы еще слишком молоды. Если хотите, я могу помочь. Допустим, напишу заключение, что климат высокогорной местности вреден для вашего здоровья… Чему вы смеетесь?

— Буквально полчаса назад поручик Еланцев тоже пытался выдворить меня отсюда. И почти теми же словами.

— Ничего смешного, — пожал плечами медик. — В этом я с ним полностью согласен. И все равно, не советовал бы вам ему слишком доверять. Вы знаете, что он был штабс-капитаном, но разжалован в поручики и отправлен сюда за некий неблаговидный поступок?

— Нет… А что за поступок?

— Что-то связанное с женщиной… Но это не важно. Важен факт. Да и здесь мог бы уже раз десять вернуть себе чин и получить награду, но из-за своего характера… Короче говоря, сторонитесь его, Саша. Он опасен.

— И много здесь таких? — сменил юноша тему.

— Каких таких?

— Разжалованных.

— Да почитай, половина. Истины ради, нужно признать, что Еланцев еще сущий агнец в этом плане. Жербицкий, к примеру, из вашего полка — проиграл в карты казенные суммы, поручик Репин — его убили месяца два назад в перестрелке — был замешан в подлоге, а Нефедов — вообще политический.

— Нефедов?

— Ну да. Дружок вашего ненаглядного Еланцева. Симпатии к социалистам или что-то подобное. В мирное время все эти господа распрощались бы с погонами или, того хуже, — со свободой, но… Афганистан, юноша, — это новый Кавказ. А что может быть лучше, чем послать проштрафившегося офицера под пули? Так что романтиков вроде вас здесь — единицы. Еще раз повторяю вам…

В дверь деликатно постучали, и Иннокентий Порфирьевич оборвал себя на полуслове.

— Войдите!

В дверь просунулась симпатичная девичья головка в кокетливой шапочке, набекрень сидящей на пышных каштановых кудрях:

— С Рождеством Христовым, Иннокентий Порфирьевич! Празднуете?… Ой! Вы не одни?

— Чего вам, Никишина? — строго спросил медик, хмуря брови.

— Да Черемышу из пятнадцатой опять плохо.

— Черемышу? Прапорщику?

— Ага.

— Не «ага», а «так точно», Никишина. Когда я вас приучу к дисциплине, наконец?

Куда девался мирный и домашний Иннокентий Порфирьевич? Перед Александром был строгий полковник Седых — царь, бог и воинский начальник этого околотка.

— Вы посидите, Саша, — положил он руку на плечо собиравшегося встать юноши, тяжело поднимаясь из-за стола. — А я отлучусь минут на пять-десят. Вы тут пока ешьте, пейте… Телевизор можете включить. Книги вон на стеллаже… Только к окну, ради бога, не подходите. И жалюзи не подымайте — Рождество Рождеством, но мало ли чего…

8

— Не берите в голову, Саша, — Еланцев небрежно, всего двумя пальцами, крутил баранку, лихо выворачивая машину между заливающимися негодующими воплями клаксонов «бурбухайками», с таким же, как и у них, презрением к правилам уличного движения. — Если бы за каждый день, проведенный мной в своей жизни на «губе», мне платили по рублю — я давно был бы состоятельным человеком. Да и на Мещерякова я не в обиде — старик вспыльчив, но отходчив. Легко мог бы отправить обратно в Кандагар…

— Там опасно? — спросил Саша, вцепившийся в ручку на двери, будто клещ, и горько сожалеющий об отсутствии ремней безопасности.

— Тут везде опасно. Но в Кандагаре, ко всему прочему, еще и скучно…

— Как же может быть скучно, когда опасно? — не поверил юноша.

— Может… Вы уж мне поверьте на слово, мон шер. К опасности, когда она всегда рядом, легко привыкаешь. А вот когда каждый день вокруг видишь одни и те же опостылевшие рожи, когда главная достопримечательность — ворота двора, где твоя рота расквартирована, водки не достать ни за какие деньги, а из чтения, кроме Корана и бульварного романа на французском без начала и конца, ничего нет — тогда тоска. Коран — роман… Надо будет запомнить…

Александр честно попытался представить описанное поручиком и не смог.

— Добавьте сюда, что до ветру ходить приходится по двое, чтобы один караулил тебя с автоматом в руках, пока ты оправляешься, что в карты играть не имеет смысла, во-первых, потому, что они протерты до дыр и знакомы даже по «рубашкам» до мелочей, а во-вторых, все твои уловки, равно как и уловки твоих партнеров, хорошо известны… То же самое с шахматами… Знаете, какая игра там считается лучшей?

— Не знаю.