Имперский союз

– Большое спасибо, Олег Михайлович, – сказал он, – я полагаю, что все доставленное вами из будущего принесет немалую пользу нам. А теперь, если вы не против, я бы хотел пригласить вас и всех присутствующих ко мне в Зимний дворец. Полагаю, что нам будет о чем поговорить.

– С удовольствием принимаю ваше предложение, – ответил Щукин. Только мне надо переодеться, – он критически посмотрел на свой сюртук и брюки. – В таком виде как-то неудобно появляться в царском дворце.

– Ротмистр, – император повернулся к Соколову, – вы говорили, что подберете для господина подполковника мундир или цивильный костюм.

– Да, ваше величество, – Дмитрий почтительно кивнул императору, – я уже послал за одеждой для Олега Михайловича. Еще в карете я на глазок определил размеры господина подполковника. Думаю, что Никифор должен уже подъехать и привезти все необходимое…

Здравствуй племя молодое, незнакомое

Дамы, обнявшись и весело щебеча, отправились за перегородку. А Шумилин, князь и Карл Брюллов остались одни, терпеливо ожидая, когда женщины закончат свое переодевание. Одоевский, уже побывавший в будущем, хранил спокойствие, что нельзя было сказать о художнике, который все еще никак не мог прийти в себя. Он крутил головой, озирался по сторонам и что-то время от времени бормотал себе под нос.

– Карл Павлович, – сказал ему Шумилин, – вы бы присели в кресло. Если не возражаете, я налью вам чего-нибудь выпить, чтобы вы быстрее пришли в себя.

Брюллов машинально кивнул, и Александр, достав из шкафчика заветный графинчик, плеснул грамм пятьдесят коньяка в стоявший на столе стеклянный стакан. Художник выпил залпом, закашлялся и замахал руками.

Шумилин налил в тот же стакан апельсиновый сок из большого двухлитрового картонного пакета и протянул Брюллову. Тот сделал несколько глотков и лишь тогда окончательно пришел в себя. Лицо его зарозовело, и взгляд стал более или менее осмысленным.

– Александр Павлович, – сказал он, – благодарю вас. Как это все необычно и чудесно! Мне казалось, что я сплю и вижу какой-то странный сон…

Шумилин улыбнулся – подобная реакция выходцев из прошлого стала для него уже привычной.

В этот момент шуршание и хихиканье за перегородкой прекратились, и оттуда выпорхнули две Ольги. При виде их у Брюллова снова отвалилась челюсть, а рука Шумилина опять потянулась к графинчику с коньяком.

Перед обомлевшим от удивления художником стояли две красавицы в невиданных для XIX века платьях. На княгине Одоевской был неприлично короткий – выше колен! – сарафан, открывающий стройные ноги в легких белых туфельках. Открытые плечи и руки, грудь и живот, не затянутые в корсет – все это шокировало художника.

А его любимая Ольга вообще была одета так, что при взгляде на нее у Карла Павловича во рту пересохло, а сердце застучало с бешеной скоростью. «Кузина-белошвейка» надела полупрозрачный топик, открывающий гладкий стройный животик, и обтягивающие бедра лосины. Выглядела она так соблазнительно, и у Брюллова кровь бросилась в лицо.

– Мы готовы, – стараясь не улыбнуться, сказала Ольга, – давайте, Владимир Федорович, идите, переодевайтесь. Скоро сюда должен подъехать Вадим, и мы отправимся в путь. А ты, Карл, – сказала она Брюллову, – веди себя хорошо, не балуйся… – и Ольга шутливо погрозила своему любимому пальчиком.

Минут через десять, когда все были уже экипированы в соответствии с модами XXI века, в ангар вошел Вадим Шумилин. Он как со старыми и добрыми знакомыми поздоровался с Одоевскими, чмокнул в щечку Ольгу Румянцеву – при этом лицо Брюллова исказила легкая гримаса ревности, – пожал руку отцу и с любопытством посмотрел на художника.

– Карета подана, господа, – шутливо сказал он. – А ты, папа, обожди немного. Если я не попаду в пробку, то где-то часика через два вернусь за вами.

Ольга и чета Одоевских вскоре уехали, а Шумилин и Брюллов остались одни в полутемном, пахнущем бензином и краской ангаре.

– Ну, и как вам у нас? – поинтересовался Александр, взглянув на притихшего Брюллова. – Наверное, все весьма непривычно и странно?

– Вы знаете, – сказал, немного подумав, художник, – в голове у меня сейчас все перемешалось, и я пытаюсь осознать то, чему я стал свидетелем. Скажите, Александр Павлович, у вас женщины всегда так одеваются? И почему власти ваши не запрещают подобные наряды?

– Нет, Карл Павлович, – засмеялся Шумилин, – никто наших дам не принуждает носить длинные юбки, закрывать их чудесные ножки и мешать нам, мужчинам, любоваться их прелестями. Думаю, вам как художнику будет весьма интересно побродить по улицам и посмотреть на их наряды. Ну, а если вы еще с Ольгой на пляж сходите… Но это лишь в том случае, если Ольга Валерьевна будет не против, – пошутил он. – Она у нас натура страстная и в ревности своей может наломать немало дров.

– А скажите, Александр Павлович, – осторожно спросил Брюллов, – вы давно знаете Ольгу Валерьевну? Ее сердце сейчас свободно? Вы ведь видите, что я неравнодушен к ней…