Имперский сыщик: аховмедская святыня (СИ)

- Эй, извозчик, извозчик! - Мих поднял мощную руку, движение его было настолько уверенно и спокойно, что проезжавший мимо ванька не смог противится орчуковской воле. - Прошу вас, господин, садитесь, - пропустил Витольда Львовича вперед, к пролетке.

- Любезнейший, - обратился Меркулов к мужичку с окладистой бородой и добротно одетому, - отвези нас к особняку Аристовых, - титулярный советник не сделал паузу для ответа и спросил с некоторым нажимом, - или ты не знаешь, где это?

- Как не знать, Ваше благородие? - Возмутился ванька. - Домчу в лучшем виде, даже моргнуть не успеете.

- Вот этого не надо, - смотрел Меркулов, как орчук влезает в пролетку, - мы никуда не торопимся.

- Ловко, - вполголоса молвил орчук, как только они покатили вперед.

- Могло и не сработать, - ответил Витольд Львович.

Мих хотел еще что сказать, но тут Меркулов вытащил ту самую блестящую палочку поднятую. Теперь и разглядеть ее получилось лучше. Неровная, оплавленная, будто из капель застывших. Цвета грязно-желтого, с кусками то ли грязи, то ли угля прилипшего. И что такого могло в этой безделице внимание Витольда Львовича привлечь, раз он скрыл ее да с пожара унес?

- Как ты думаешь, Михайло, что это такое?

- Не знаю, господин. Финтифлюшка какая-то.

- Вот тебе и финтифлюшка. Это, Михайло, между прочим, Перо-вольница. Именно им Его Величество Константин Александрович подписал резолюцию об отмене холопства. Времени, конечно, с тех пор немало утекло, почти полторы сотни лет.

- Вот так так, - только и раззявил в удивлении свой огромный рот Мих.

- Именно. Перо из чистого золота, инкрустированное бриллиантами. Видишь, - показал он на черные крохи.

- Так какие то бриллианты, угли обычные.

- Не вполне. Это графит, - поправил его Витольд Львович. - Его часто называют черным или серебристым свинцом, порой карбидным железом. Это больше от невежества. Но все пустое, важно не это. Совсем недавно эти частички графита были бриллиантами.

- Быть того не может. Вы уж, господин, не взыщите, но не бывает так, чтобы драгоценные каменья в уголь превращались.

- В графит, - поправил Витольд Львович. - У бриллиантов есть такое свойство. Под воздействием высоких температур они меняют свою структуру... Хм, забыл как это точно называется, читал об одном гоблинарском исследовании. Если очень упрощенно, то нагрей хорошенько бриллиант, получишь графит.

- Брехня, - все равно не поверил Мих. - Это что же, теперь бриллианты и на солнце нельзя выставлять?

- Нет, ты не понял. Ни одного пожара не хватит, чтобы до такой степени нагреть бриллиант.

- Что ж тогда, магия? Прав был Его превосходительство, Аристов руку приложил?

- Либо магия, либо нечто, моему разумению неподвластное. Наука на месте не стоит, Михайло. В любом случае, я хочу поговорить с Павлом Мстислововичем. Не так глуп он, чтобы при всех полицмейстерах, да еще Его превосходительстве запираться, прикрывшись Приклонскими. Это ведь и проверить легко, да и руку даю на отсечение, Александр Александрович так и сделает.

- Странно тогда. Огнем ведь только Аристовы и владеют. Но ежели не они, кто тогда?

Меркулов лишь пожал плечами.

- Господин, у меня вопрос один.

- Говори.

- Нам же вроде не наказывали пожаром этим заниматься. Глядите, как я понимаю, это же не шальное баловство, а все из ограбления того растет. А дело громкое.

- Молодец, Михайло, голова работает, - похвалил Витольд Львович, и орчук зарделся, как маков цвет. - Только мы с тобой по полицейскому ведомству служим, значит, какова наша задача?

- Какова? - Переспросил Мих.

- Все преступления и любые лиходейства пресекать или искать виновных и их суду предавать.

- Так разве я против что говорю, господин? Истинно так. Только не наша же забота, этим делом сам обер-полицмейстер занимается с господами.

- Есть у меня определенные подозрения. Но не хочу я ими раньше времени делиться.

И замолчал. Раззадорил, подобно девке распутной, что сначала подол подымает зазывно, а потом о целомудренности начинает разговаривать. Мих и так подступался, и эдак, а Витольд Львович отмалчивается или разговор в другое русло уводить начинает. "Смотри, Михайло, дом какой чудной, флигель как сильно выступает" или "о, мужики ссорятся, как бы до драки не дошло".

А орчуку и дела нет до диковинной архитектуры или свалки рабочих тюх. Они, допустим, каждый вечер друг другу носы расквашивают, а следом в трактире вместе и напиваются. А бывает, влезешь в такую драку, так еще с двух сторон тебя и отметелят. Хотя с Михом, конечно, едва ли сдюжат, но чем черт не шутит, пока Бог спит. Господь же эту часть Моршана явно стороной обходил.