Имперский сыщик. Аховмедская святыня

— Вот те и не может. Мих, побег я, а? — Прошка умоляюще посмотрел, гадая промеж себя, сполна он рассказал за кусок калача или нет.

— Ну, беги, — махнул в ответ орчук.

А сам начал продвигаться вперед, орудуя здоровенными руками. Зеваки недовольно оборачивались, некоторые даже словом бранным задевали, но, заметив круглое недоброе лицо (а Мих даже в самом благодушном расположении выглядел устрашающе, орочья кровь — она и есть орочья кровь), отступали в сторону. Так и вышел к первым рядам. А тут уж и рассмотреть дуэлянтов можно было.

Ближе к Миху стоял рослый красавец с пышными усами в служебном вицмундире. Орчук удивленно рассматривал однобортный полуфрак василькового цвета, застегнутый на желтые пуговицы с гербом, стоячий красный воротник из сукна и такого же цвета обшлаги. Высокий полицейский чин, не иначе. Под рукой незнакомец держал суконную фуражку и перчатки из великолепно выделанной кожи. Мих окрестил его «Ваше Высокоблагородие». Возле красавца ожидали трое секундантов, тоже из аристократов, по всей видимости, пришедшие с ним.

Рослый человек в хоть и хорошо чищенном, но поношенном и бедном гражданском мундире повернулся к первому спиной. Плечи покаты, но не из-за худобы, а скорее из-за плохой одежды, в петлицах три звездочки маленькие. Мих наморщился, вспоминая науку отца: стало быть, секретарь коллежский. Странно все это. Если Прошка не соврал и бой до Поглощения, стало быть, оба магией должны обладать. А это что значит? Оба из Высших семей, другие в их Славии волшебством не владеют. Так почему же тот, который спиной к нему, всего десятого чину, даже не дворянского?

Мих тихонько обошел по кругу, дабы получше того разглядеть. Тоже гож собой. Лицо как с картинки писано: нос длинный, глаза большие, даже бабьи, что ли, рот сжат, отчего лицо все серьезное, но благолепное. Вот только бледен уж сильно и лоб в испарине... Понятно дело, коли уж до Поглощения заругались, обратного тут давать нельзя.

А народу все прибывало. Горланили мастеровые, закатывали глаза в отдалении несколько институток, даже господа во фраках сюда прибились. Не иначе, с театру возвращались али еще из мест каких, куда простой челяди входу нет.

Меж тем один из аристократов, что с полицейским чином рядом стоял, подошел к «благолепному», поинтересовался о готовности. Секретарь коллежский, хоть и побледнел пуще прежнего, все же кивнул, вытащил шпагу из ножен и подошел к «Высокоблагородию».

— Клянусь своими предками… — зычно начал рослый красавец.

— Клянусь своими предками, — вторил ему человек в потертом мундире, нагоняя словами противника.

— …что добровольно вступаю в схватку, которая будет идти до полного Поглощения моих магических способностей, — теперь говорили вместе, будто репетировали прежде. — Слово истинно и обратной силы не имеет. Ибо так сказал…

— Дашков Михаил Николаевич, — закончил полицейский чин.

— Меркулов Витольд Львович, — сказал «благолепный» и замолчал.

Народ, вокруг собравшийся, ахнул. Из груди дуэлянтов, точно сердце выскочившее, свет появился. Мих глазами хлопал на диво дивное, впервые в жизни виденное, даже рот открыл. А свет — не тот, что от свечки церковной бывает, а скорее ежели на солнце долго смотреть, то потом перед глазом рябит, — разошелся по двум сторонам да обратно груди противников коснулся. Вот оно что, вроде они обещание друг другу дали, которое магия нарушить не позволит.

Теперь и секунданты даже отошли, руками зевакам машут, бранятся, на дуэлянтов показывая, мол, отойдите от греха. Мих оглобли свои выставил да сделал шаг назад. Многих захватил, под ним толпа заворчала, застонала, однако ж послушалась. И с другого края волнения увидели, тоже отступили.

А господа ходить вокруг стали, шпаги вперед выставили, изучают друг друга. Полицейский чин махнул разок-другой, но «благолепный», что Витольдом назвался, хотя и бедный, все же мастерству боя обученный, оба раза клинок от себя отвел. Ясно дело, что бой тяжкий будет. Ладно, на деньги или другую глупость наживную, — так на самое дорогое, что в жизни есть, — на магию дерутся.

Для аристократа магии лишиться — как крестьянину руки по локоть отрезать. Бесполезным существом будет, как мышь, в крынке молока утонувшая. Слыхивал Мих от отца, хотя редко он о магии рассказывал, что «пустехи», то бишь люди, магии лишившиеся, все одно плохо кончают — стреляются или в петлю лезут. Оно и понятно, это как если бы было — у тебя сегодня все есть, а завтра возьми суму да иди побирайся. Только Поглощение пережить в разы труднее, оно ж все-таки магия. Тяжело к ней привыкают, а отпускает она еще мучительнее.

«Высокоблагородие» перестал ходить вокруг да около, коршуном взвился да пошел клевать противника. Тычет его шпагой то сверху, то снизу, иной раз с боков зайдет. А Витольд (имя какое презабавное, Мих такого слыхом раньше не слыхивал!) в самый последний момент то поднырнет, то шаг в сторону делает, но каждый выпад в сторону отводит. Как только успевает?