Пока Его превосходительство «такал», Константин Никифорович все более мрачнел, недовольно поглядывая то на орчука, то на его господина.
— Дела… — выдал Александр Александрович, когда титулярный советник замолчал. — А я-то думал, пустяковое дело. Вечно с вами, Меркуловыми, всякие неприятности происходят. Ну да ладно. Я сейчас к светлейшему князю Кириллу Николаевичу, он обед благотворительный дает. Поедешь, Витольд Львович, со мной, все равно об ограблении докладываться императору через Его Высочество, заодно и тебя покажу. Ты, поди, и не знаешь, что пошел слушок уже о молодом человеке, только из ссылки вернувшемся, что успел на дуэли подраться и в полицмейстерстве особое место занять. Заодно и поговорим дорогой, как дальше жить и что делать. Пойдемте, господа, пойдемте, время поджимает.
Несмотря на торопливость, они чинно и несуетливо спустились с лестницы, образовывая в местах, где проходили, затор, ибо все служащие и просители старались поздороваться, поклониться, а кое-кто и облобызать руку обер-полицмейстера. Обиженный общим вниманием Мих (что, к слову, случалось довольно редко, и теперь он был очень рад такому обстоятельству) следовал позади, не слишком близко, но и не далеко. Лишь оказавшись на улице, потомок ордынцев на секунду замер, не зная, что же делать дальше.
Причиной тому было ландо с открытой крышей, то есть четырехместная повозка с кучером. Мих был сообразительным не только для орчука, но и, против того, для обычного человека, поэтому сразу смекнул: он не едет. Подумал о том и его господин, так как повернулся к обер-полицмейстеру.
— Ваше превосходительство, а как же Михайло?
— Кто? — Александр Александрович обернулся и, увидев орчука, хлопнул себя по ноге. — Вот ведь. Куда ж мы его такого денем? Хотя Его Высочеству бы понравился, — он подумал долю секунды, но отрицательно покачал головой. — Ты уж, Михайло, не взыщи, некуда тебя… Если только бегом, — неловко пошутил обер-полицмейстер.
— Это можно, Ваше превосходительство.
— Что можно?
— Ну… бегом.
— Сам смотри, — недоверчиво усмехнулся Александр Александрович, усаживаясь в ландо.
Господа последовали его примеру, занимая места. Еще минута — и экипаж тронулся. Не сказать что шибко — все-таки не беговые дрожки, повозка длинная, свое понятие имеющая. А за ними на почтительном расстоянии, но все ж не отставая и придерживая на ходу ремень, меряя огромными шагами мостовую, несся орк. Нет, размером только как ордынец, но ни клыков, ни длинных волос, в хвост собранных, да одет в самый что ни на есть мундир. Единственно только — бос.
Один из пассажиров, в котором многие прохожие угадывали Его превосходительство генерал-майора Александра Александровича Муханова, время от времени поворачивал голову, восхищенно смотрел на сопровождающего, удивленно покачивал головой и что-то говорил своим спутникам. Обер-полицмейстер, как, впрочем, и большинство славийцев, относился к оркам и полукровкам от них же с большим предубеждением. Собственно, жителей самого большого человеческого государства можно понять: сложно любить существ, которым приходилось платить больше трехсот лет дань, пока могучее государство кочевников не разрушилось изнутри под гнетом внутренних противоречий и ссор.
А если бы Александр Александрович немного интересовался особенностью орков — пусть не их шаманской магией, полностью стреноженной с окружающей мирской сущностью, а телесными свойствами, — то знал бы: нет быстрее бегуна, разве что кроме полулюдей-полуконей с далекого материка Кентрстралия. Но существовали ли последние, а может, то глупые сказки — неизвестно, а вот про кочевников любой, кто раз видел их хотя бы на скором шаге, мог сказать: быстры, черти.
С одной стороны, странно: грузны, огромны, как им бегать? Однако ж вон что. Порой бывало, что и лошадей, отбившихся от стада, пешими догоняли. Пусть скакуны у них, по причине размеров и широкой кости, способной нести на себе больше девятнадцати пудов, менее тихоходны человеческих, но все же.
Вот и Мих, хоть и был не в лучшей форме, даже клял про себя чуть расплывшийся живот, но за всю дорогу не отстал от экипажа. Вспотел как мышь, дышал часто-часто, но сдюжил. А когда ландо наконец остановилось у обширного особняка, глубоко уходящего назад, согнулся пополам, стараясь с непривычки не выплюнуть собственную печенку.
— Силен, ох силен! — восхищенно потирал ладони обер-полицмейстер, спустившись на мостовую. Он повернулся к Константину Никифоровичу, на лице которого была самая кислая мина, и добавил: — Ведь ни разу не отстал. А я уж, как на Ильинку выехали, Климу говорю: «Гони, давай, гони!» А этот не отстал.
Александр Александрович еще немного повосхищался, после чего оправил мундир Миха, затянул ремень, пробормотал нечто несвязное о том, что «можно было и получше одежду найти», и качнул головой в сторону особняка.
Орчук пошел за всеми, смешавшись от внезапных треволнений и невозможности как следует отдышаться. Но уже поздно, дверь открылась, пахнуло роскошью и богатством, и босой Мих вступил совершенно в другой мир.