— Менталитет, — поднял палец вверх управляющий. — У нашего брата товар берут с большей охотой, нежели чем у гоблинарцев. Хотя есть у нас… — глаза Карла Дмитриевича вдруг приобрели испуганно-удивленное выражение. Он хлопнул себя по лбу и тихо забормотал: — Да что же это я, голова дырявая. Чуть не отпустил вас, а самое важное не сообщил.
Он повернулся к одному из помощников:
— Игорь, за Яриком сбегай. Пусть сюда сию же минуту поднимается!
И тут же принялся объяснять Витольду Львовичу:
— Исключительной полезности человек, — при последнем слове он смутился, но ненадолго, — почти человек.
— Почти? — изогнул бровь Витольд Львович.
— Полукровка он, из гоблинарцев. По отцу, знамо дело. Прельстил коварный черт служанку одну тут, и ищи ветра в поле. Она родила, Ярославом нарекла. Потом у нас с женой прислуживать стала. Баба хорошая, хоть и глупая — какая еще на ласки гоблинарца согласится? Ну, теперь делать нечего, ребенок какой есть, а ее. Да и парень неплохой, рукастый, все может, умеет. Может, и вправду у них это как передается по крови. Взял его к себе. Чинит, латает, вот эту вот оказию, — показал он на клочок плаща, — вмиг бы починил, даже не заметит сторонний человек потом, что порвано было. Ко всему прочему, глазастый…
Послышался звук шагов, и в магазин с заднего входа вошли двое — давешний прислужник и полукровка. Редко, но видел Мих полулюдей-полугоблинцев, и этот почти ничем от них не отличался. Уши вытянуты, но не вверх, как у эльфийцев, а вбок и более широки; нос крючком, хотя не такой длинный, как у сородичей; цвет кожи бледно-зеленый, будто хворь одолела, и пальцы морщинисты. Но в целом, лицом больше на мать похож — глаза лучистые, человеческие, разве что немного испуганные.
— Ярослав, тут Его благородие из обер-полицмейстерства по одному делу к нам зашел. И, возможно, будет ему интересно послушать о том человеке, которого ты видел у Мглинского вокзала.
Полукровка глубоко вздохнул, поди, уж накрутил себе всякого ужаса, пока шел сюда, но и теперь страх не сразу его отпустил. Начал, чуть запинаясь:
— А я ничего не делал. Домой просто шел. Я всегда домой хожу. В смысле, дорогой той…
— Не волнуйся, — улыбнулся Витольд Львович. — Какой дорогой?
— По Краснокаменке. Мимо Мглинского вокзала. Его с улицы видно.
— Знаю, — кивнул Меркулов.
— Ну вот, — ободрился полукровка заверением титулярного советника. — Шел домой, а впереди он. Вот так…
— Кто он?
— Человек в плаще, — вмешался управляющий.
— Не человек он вовсе, Карл Дмитриевич.
— Так, всем молчать! — Меркулов выставил руки перед собой. — Никому не перебивать, а ты рассказывай все подробно. Почему не человек?
— Сам он небольшой, с меня. Хотя для гоблинарцев рост редкий, они ниже. И походка у него презабавная, как у кузнечика.
— Будто подпрыгивает? — спросил Меркулов.
— Ага, — кивнул Ярик.
— А с чего решил, что гоблинарец?
— Так по плащу, ваше благородие, — полукровка уже совсем перестал робеть и начал активно жестикулировать, помогая этим своему рассказу. — Плащ у него наш. То есть не нашего магазину, а фирмы нашей, вот. Только такие уже не делают, модель устаревшая. А подобный только в Великогоблинарии купить можно было. Потому и заинтересовался.
— Хорошо, хорошо, а может, ты видел, в какой дом этот субъект зашел?
— Так никуда не зашел. Он дальше по Краснокаменке отправился, а я на Нижесовскую свернул.
— И давно было?
— Четвертый день пошел, Ваше благородие.
— Спасибо, Ярослав. Ты нам очень помог, — Витольд Львович пожал десницу удивленному полукровке. — И вам, Карл Дмитриевич, спасибо.
— Можете на нас положиться, — энергично затряс протянутую руку тот. — Ежели явится этот субчик, мы сразу к вам посыльного отправим. Вы по фамилии, Витольд Львович, будете…
— Меркулов, — ответил титулярный советник, и все в магазине затихли, будто название рода следственного пристава обладало неведомой силой.
Мих даже спросить хотел, чего это они так удивились. Может, тоже слухи об опальном дворянине знали? Но не успел. Закричала баба с улицы так, как могут лишь голосить простые славийские бабы. Раздался чудовищный грохот, послышался звук битого стекла. Орчук с Меркуловым лишь переглянулись и не сговариваясь выбежали наружу.
Уж сколько всего Мих в жизни видел и ко всему был готов (по крайней мере, ранее так ему казалось), но увидеть такое — либо горькой перебрать надо, либо с ума сойти. Однако ж глаза не врали. Пока думал, как поступить, Витольд Львович уже с места сорвался да помчался вперед, как только он умел, а орчуку что делать? Хоть и страшно, но грех господина бросать, пришлось следом срываться.
Глава 10, в который Мих испытывает страх, потом звериную ярость, но заканчивается все самым благополучным образом