— Ловок, — не без восхищения признался Меркулов. — Такие таланты на Сигаревке пропадают!
— Не пропадают, — совсем забахвалился пацан. — Митька-Валет на следующий год к себе обещал взять. Сказал пока воровскую науку изучать, руку набивать.
— Если за год руки этой не лишишься. Слышал, что с ворами катайцы делают?
— Так мы же не варвары последние, — возразил Сенька.
— Ну ладно, давай тогда тоже познакомимся, — левой рукой титулярный советник забрал портмоне, а правую протянул. — Меркулов Витольд Львович, временно исполняющий обязанности пристава следственных дел по особым поручениям сыскного управления при Моршанском обер-полицмейстерстве.
Это господин специально так пышно представился, чтобы на пацаненка впечатление произвести, догадался Мих. Хотя мог и не стараться, у того лишь после фамилии глаза на лоб полезли, будто в лавку бакалейную за пустяком каким пошел, а там с Государем Императором встретился.
— Тот самый, что быстрее тени своей одевается?
— Не знаю, не соревновался с ней, — засмеялся титулярный советник. — Погоди минуту, — он подошел к господину, в карманах которого сейчас гулял ветер, присел, словно что с земли поднимая, и выпрямился. — Любезнейший, вы, наверное, обронили.
Облапошенный повернулся, пощупал себя по карманам, открыл от удивления рот и похлопал глазами.
— Благодарю, благодарю, Ваше благородие. Право, не знаю, как...
— Ничего серьезного, прошу прощения, должен идти.
И правда пошел, чуть дальше от вздыхающего господина и гомонящего люда. Только пацаненку почти незаметно знак за собой следовать сделал. Миху и вовсе слова не нужно было говорить. Он к хозяину, как лист банный к мягкому месту, приклеился.
— Ну что, Арсений, будем дружить?
Мальчонка в ответ лишь кивнул, теперь поглядывая и на орчука. Ну вот, заметил наконец. Тоже ведь вор, так, чиграш еще. Настоящий стырщик каждый маловажный момент и изменение в окружающем замечает. Чутье, опять же, имеет: кого можно обнести, а к кому лучше не соваться.
— Будем. Только вам на что дружба такая?
— Есть у меня свой интерес, говорю же. Лучше объясни, как найти тебя, когда нужда будет.
— Так вон там, видите в три этажа дом? Там и обитаю. Скажите, что Сеньку Шалого ищете. Это прозвище такое секретное, через него вас ко мне и отведут.
— Запомнил? — Меркулов повернулся к Миху, а потом уже мальчонке объяснил: — Если что, приедет Михайло. Он у меня нечто вроде поверенного.
— Правду, значит, люди говорят, — все еще пытаясь отойти от шока, признался воришка. — А я со спины подумал, обычный городовой. Они все громадные, энтот чуть пошире, такое тоже бывает.
— Невнимательный ты, — заметил теперь орчук. — На руки чего ж не поглядел, разве бывает у человека такой цвет кожи?
— Не бывает, — выдохнул Сенька. — Я орчуков вблизи не видел. На мельнице с Восточного тракта один робит. Только тот в муке все время, будто и человек, да вблизи его не разглядишь. Не разрешают. А тут…
— Ну, будет, — сказал Витольд Львович. — У меня до тебя дело есть. Держи вот, — он протянул монету, а Мих охнул: полтину отдает, видит бог, сдурел господин. — Понятное дело, что за день ты больше заработаешь. Однако ж тут, считай, через меня самому Государю служить будешь.
Мальчишка аж дышать перестал. Монету сжал побелевшими пальцами и каждое слово Меркулова ловит. Не каждый день простому воришке такое заявляют.
— Отправишься сейчас в Столешников переулок, встанешь напротив обер-полицмейстерства и станешь следить за окном, может, заметишь чего. Окно так рассчитаешь, — Меркулов отогнул три пальца на одной руке и четыре на другой, — это по высоте, а это от левого края.
— Ну что вы, Ваше благородие, — шмыгнул Сенька, — я до десяти считать обучен. Третий этаж и четвертое окно с краю.
— Верно, — кивнул Витольд Львович. — А как только смеркаться будет, дуй в Малышевский переулок, дом десять, квартира девять. Денег на еду и извозчика хватит с лихвой. Теперь беги.
Мих только головой покачал. Много дал, ох, много. Ясно дело, не будет Сенька этот ваньку нанимать, на своих ногах доскачет, у юности прыть особенная. Да и есть если захочет, перехватит что копеечное на улице или вовсе стащит с прилавка, а полтину себе оставит.
Меркулов и глазом не моргнул, пошел дальше, к извозчику тележному, будто и не было никакого разговора с мальцом. Легко сговорился с ломовым ванькой, дав вдвое больше обычного (опять же, расточительство), а последнему какая разница, что везти — груз или пассажиров? Лишь бы платили. Адрес назвал незнакомый, точнее, улицу Мих знал, но прежде с господином туда не являлись. Минута прошла — и уже, трясясь, выезжали они с Сигаревской площади.
— Зря мальчонке деньги дали, не вернется.
— Вот ты вроде, Мих, старше и опытнее, а людей совсем не знаешь.
— Вы, господин, извиняйте, но людей я лучше вашего знаю, повидал.
— А вот все же в детской психологии не силен. Каков бы этот Сенька ни был вор, лихоимец, а все же он еще ребенок. И завлечь его можно не в пример легче, чем взрослого. Дай ему цель, такую, какую больше никто не дает, скажи, что он нужный для особенного дела, воодушеви его — так все сделает и цены не спросит.