По моему мнению, воспитание – вещь, совершенно мертвая для науки, и кто всего себя [отдает] воспитанию, тот убивает себя для науки. (Тетрадь № 5, запись № 29bis: [Renan 1906, 341].)
Если какое-то сочинение выходит сейчас из лона Университета, это сразу становится причиной, чтобы целый класс людей заявил: это писано не для меня; это хорошо для школ. Так говорят даже о философских трудах[: ] это годно для чтения в коллежах. Отвратительно! Как это так? Философия, получается, предназначена для школьников? – Я сделаю так, чтобы меня могли и должны были читать все мыслители; а что касается не-интеллектуалов, будь они из школы или нет, то мне на них наплевать. Заметьте, что книга, предназначенная исключительно для школы, имеет лишь чисто относительную ценность. Ибо не наука для школы, как нас искушают думать в некоторые моменты века, – но школа для науки. Наука, которая останавливается на школе, – ничто. Наука [должна быть] нацелена на аудиторию, которая создается после окончания школы. Сформированные мыслящие люди – вот публика для философов и настоящих писателей. (Тетрадь № 5, запись № 31: [Renan 1906, 343–344].)
Мы слишком привыкли рассматривать науку лишь как служанку