Имплантация

Эта абсолютная ценность всякого научного познания не отменяет, однако, хода человеческой истории, основанного на смене различных эпох и различных состояний человеческого духа. Поэтому разные науки могут иметь большую или меньшую важность для разных исторических эпох. Именно этот релятивный, исторический критерий становится у Ренана точкой опоры для защиты и прославления филологии:

Я не боюсь преувеличить, когда говорю, что филология, неразрывно связанная с критикой, составляет один из самых существенных элементов современного духа, что без филологии современный мир не был бы тем, что он есть, что филология составляет великую разницу между Средними веками и Новым временем. Если мы превосходим Средние века в ясности, в точности и в критике, то этим мы обязаны единственно филологическому воспитанию ‹…›

Дух нового времени, т. е. рационализм, критика, либерализм, был основан в момент появления филологии. Основателями духа Нового времени являются филологи [AS, 192–194]; [БН, 1-я паг., 95–96] (выделено автором).

Критика текста является, согласно Ренану, первоистоком критического духа, свойственного Новому времени. Кульминационным же моментом Нового времени является XIX век: это эпоха, когда критический дух распространяется на все сферы действительности:

Всеобщая критика составляет единственную характерную черту, которую можно подметить в тонком, быстром и неуловимом мышлении XIX века. Каким именем можно назвать все это множество избранных умов, которые, не занимаясь абстрактно-догматическими построениями, открыли для мышления новый способ обращаться с миром фактов? Разве г-н Кузен – философ? Нет, это критик, который занимается философией, как другие занимаются историей или тем, что носит название литературы. Итак, форма, в которой человеческий ум стремится идти по всем дорогам, есть критика [выделено автором]. Но если критика и филология не тождественны друг другу, то они, во всяком случае, и неразлучны. Критиковать – значит занимать позицию зрителя и судьи среди разнообразия вещей; а филология и есть истолкование вещей, средство войти с ними в общение и понять их язык. Вместе с гибелью филологии погибла бы и критика, возродилось бы варварство, и легковерие снова воцарилось бы в мире [AS, 197–198]; [БН, 1-я паг., 99].

Обратим, между прочим, внимание на ренановскую трактовку отношений между критикой и филологией: «нетождественны и неразлучны». Отношения между критикой и филологией оказываются выстроены по образцу отношений между лицами Святой Троицы: «неслиянны и нераздельны». Это не случайная изолированная реминисценция и не намеренное пародирование. Пародично (в тыняновском смысле) все мировоззрение Ренана, поскольку оно представляет собой перенос религиозных схем и категорий мышления на нерелигиозный материал.

Итак, филология есть источник критического духа. Но ценность филологии этим не исчерпывается. Филология и критика «не тождественны друг другу»; критика не исчерпывается филологией, а филология не исчерпывается критикой. В филологии есть некоторое собственное содержание, не сводящееся к духу критики. Это содержание связано с той сферой действительности, которая является для филологии предметом познания.

Чтобы обосновать этот предмет познания, Ренану приходится построить самую общую классификацию наук.