Через пару секунд в компьютере не осталось ни одного бита информации о внеплановом посещении мисс Стасюк поместья Кайла. Теперь то же самое нужно сделать на втором посту охраны, а потом избавиться от следов на земле, капель крови в оранжерее, если таковые найдутся, случайно выпавших волос и тому подобного. Ко времени, когда газеты заявят о пропаже журналистки в "Longevity and Prosperity" все будет идеально чисто.
— Ну, парни, не скучайте тут, и внимательнее смотрите на мониторы, — посоветовал Голицын перед уходом. — Народ на вечеринке уже изрядно пьян, могут возникнуть разные неприятные инциденты. Блюдите.
— Будем, — дружно ответили охранники.
Борис Игнатьевич кивнул и вышел.
Вечеринка получилась скучной и не такой грандиозной, как предполагал Кайл. Возможно, для размаха не хватило еще пары тысячи человек, а может, присутствия прессы. В любом случае звезда решил в следующем году организовать праздник не в поместье, а в специально снятом для этого павильоне, с таким расчетом, чтобы там хватило место не для трех, а для десяти тысяч гостей. А вот прессе, как и прежде, вход будет воспрещен. Однако он подумает над тем, чтобы нанять фотографа, который "тайно" будет снимать все происходящее. Тогда отснятый материал можно отсортировать и разместить в прессе от якобы шпиона, незаконно проникшего на закрытую территорию. Скандал? Скандал. Слава? Слава. Хвастовство масштабами и зависть? Однозначно. И это хорошо.
Кайл лежал в темноте на своей широкой кровати, положив руки под голову, и смотрел в потолок. По белой гладкой коже потолка ползли темные тени — это деревья в саду тянули к окнам руки-ветви, шуршали листьями, словно угрожали разбить стекло и ворваться в комнату зеленой удушающей массой.
Мужчина закрыл глаза. Спать не хотелось. В голове до сих пор вертелись картинки с праздника, звучали голоса, звон хрусталя, ноздри щекотал терпкий приторный запах сладкого красного вина.
Мелькание пятен перед глазами превратилось в туман, который постепенно сформировался в некое подобие лица Кристины. Девушка плавно превратилась в выпускающего толстую струю дыма Сеченова, а потом в кричащий рот Анастасии Стасюк.
Кайл резко открыл глаза. Он не хотел видеть это лицо. Никогда. Журналистка мертва и не имеет права врываться в его жизнь, она должна остаться в царстве вечного мрака, как и все остальные.
Тени листьев на потолке шевельнулись, превратившись в нечто такое, чему Кайл предпочел не придумывать названия. Образ Насти вновь пробудил в его душе злость и ненависть. Он родился эгоистом и хотел, чтобы все было так, как хочет он. Внеплановый репортаж с закрытой вечеринки к таковым желаниям не относился, поэтому Кайл избавил мир от подробностей содержания подарочных коробок и личного недовольства гостями и праздником в целом.
Анастасия больше никому ничего не скажет.
Кайл улыбнулся, вспомнив, какой беспомощной казалась женщина, когда он срывал с нее платье, когда зажимал ей рот. Ему нравились подобные моменты, потому, что ему нравилась власть. Не скрытые проявления могущества денег, а именно такая: сильная, разрушающая, реальная, ощутимая, способная напрямую воздействовать на человека.
Он богат, могуч, умеет читать мысли, знает всю грязную подноготную каждого, с кем когда-либо общался, и ощущал себя властелином мира. Кайл творил то, что хотел. По одному его слову строились воздушные замки и разрушались песчаные города, по одному намеку человек навсегда исчезал с кинематографического небосклона, по одному шевелению пальца у его ног оказывались красивейшие девушки мира.
Все было в его силах: возвеличить, растоптать, унизить, обласкать, обанкротить… но самое приятное из всего: непосредственное воздействие на тело человека. Причинить боль, довести до слез, заставить кричать и молить о помощи или снисхождении — вот что такое настоящее могущество и настоящее наслаждение.
Кайл познал это, когда ему исполнилось двадцать три. Он получил первого "Оскара" за роль второго плана и понял, что ему светит великое будущее. Не понимала этого только Катя — молодая симпатичная актриса театра драмы. Кайл подходил к ней и так, и этак, играл то безумно влюбленного шекспировского Ромео, то дикаря, ослепленного необузданной страстью. Не помогало ничего. Гордячка даже не смотрела в его сторону, а если и смотрела, то в ее взгляде читались лишь усталость и равнодушный вопрос: "когда же ты от меня отстанешь?". И это выводило Кайла из себя.
Катя действительно нравилась ему: высокая, стройная, с правильными чертами лица, она была бы среднестатистической красавицей, однако ее поведение, мимика, то, как девушка двигалась, все говорило о собственном достоинстве и чем-то неземном. Екатерина жила в своем мире, мало обращая внимания на окружающих, и считала людей декорациями к собственной жизни. А Кайл не желал быть декорацией, он хотел быть королем, действующим, властвующим, настоящим. Порой ему хотелось подскочить к Кате, схватить девушку за плечи и как следует потрясти, чтобы только она перестала смотреть в никуда.