— А ты думал как? Зато ты тут совсем превратился в бюргера!
— Я? Для ученых здесь нет никаких ограничений в питании!
…Войтецкий тщательно запер за собою дверь кабинета. Они вышли стеклянным коридором В фойе. Войтецкий небрежно кинул вытянувшемуся перед ним охраннику:
— Вызовите, если понадоблюсь! — и вышел с женой в сад.
За листвой плодового сада виднелись стройные розовоствольные сосны, за которыми вдали посверкивало солнечной рябью белесовато-серое море…
— Я не знаю, Мирек, каким ты теперь стал! — задумчиво вымолвила Гильда. — Мне многое непонятно. Ты держишь себя тут, как хозяин, но ты слишком оглядчив и как будто все время насторожен… Скажи правду, за тобою следят? Здесь, кажется, мы можем беседовать без опаски?
— Да… Здесь можем… Следят ли? Тут за всеми следят!
Гладя пальцами седеющую свою шевелюру, словно сгоняя с висков и высокого лба какие-то мешавшие ему мысли, Войтецкий отстегнул среднюю пуговицу элегантного светло-серого пиджака, ослабил узел галстука, подставил грудь свежему, неотступно дующему ветру, глубоко вздохнул… Потом отступил от своей жены на шаг, стал внимательно оглядывать ее тонкую фигуру: от ног, обутых в кремовые спортивные туфли, до шеи, с которой спадало на грудь трехрядное янтарное ожерелье. Он любил жену, долгое время он ничего не знал о ее судьбе, также ничего не знала и она о своем «оставшемся в Германии» муже… Но ведь она выехала во Францию законно и там находилась в оккупационной армии, и сотрудники штаба, при котором она работала переводчицей как хорошо знающая французский язык, сами постарались установить ее почтовые связи — нашли ее мужа, выхлопотали ей документы на въезд в Германию.
«Да, она не подурнела! — открыто любуясь ею, подумал Войтецкий. — Только вот почему так худа?.. Не может быть, чтобы, работая в оккупационной армии, она плохо питалась… В чем же причина ее худобы?»
Легкое платье жены волновалось на свежем ветру, билось о ее стройные ноги.
— Подожди меня! — сказал он — Все-таки здесь не юг, ты рискуешь простудиться. Я принесу тебе хорошую штормовую куртку — здесь продаются тахие для рыбаков…
— А ты что, ходил с ними на рыбную ловлю?
— Нет! — усмехнулся Мирек. — Какой из меня рыбак? Но как-то у нас тут был веселый пикник на яхтах…
Однако всем потом запретили выходить в море. Говорят, русские тут нашвыряли мин… Какая-то их подводная лодка прорвалась в свободное плавание… как будто потопили ее, но… Предосторожность никогда не бывает лишней… Сядь на эту скамеечку, наслаждайся сиренью, сейчас принесу тебе курточку.
…Через несколько минут они сидели в дальнем углу сада под кустом сирени, столь сильно разносившим свой аромат, что можно было бы и совсем позабыть о войне, если бы… если бы… именно о войне они сейчас очень спокойно беседовали…
Дочка дома мирно спала в кроватке. Если б Франсуаза проснулась, фрейлен Линцих, приглашенная последить за ребенком вчера, позвонила бы Войтецкому, и его тотчас бы нашли в саду…
Из архива Вождаева
По всеобщему признанию, генетика занимает сейчас центральное положение среди биологических наук. Ведь именно молекулярная генетика сделала величайшее открытие в естествознании XX века — познала материальную основу наследственности, механизм самовоспроизведения молекул, несущих наследственную информацию, и раскрыла генетический код белкового синтеза, вызвав этим подлинную революцию в биологии.
11
— Так этим головам было очень смешно, — вдруг сказала фрау Гильда.
— Как это… смешно?.. Головам смешно? — не понял я.
— Ну, детям было смешно. Всем, у которых высовывались одни только головы, как ровные-ровные тыквы на поле. Только это поле было деревянное, такое гладкое, как палуба огромного корабля, если бы только в нем не были понаделаны дырки.
— Дырки?
— Да, рядами… Длинные, длинные ряды дырок. Одинаковых, ни на йоту больше, ни на йоту меньше. И из каждой высовывалась одна голова, можно сказать впритирку пролезавшая в дырку. Даже для ушей и для носа специальные ходы были проделаны.
— Но ведь головы у всех разные — побольше, поменьше?
— А для каждого ряда дырок они были подобраны. В одном ряду — одного размера, в другом — чуть побольше, в третьем — еще побольше. Сразу и незаметна разница, а если одновременно на много рядов смотреть, то видно — постепенно от больших голов до маленьких… Много же было детей, подобрать вполне можно!.. А под полом скамеечки на винтах для каждого человечка, такие креслица с подлокотниками, чтобы было удобно сидеть каждому мальчику и каждой девочке…
— Не совсем понимаю. Как снизу?
— А под полом, в котором отверстия сделаны, ниже — второй пол, невидимый. К креслам детей крепко привязывали, но так, чтоб не больно было.
— А почему же дети смеялись?