Импортный свидетель (сборник)

А он хотел жить, любой ценой жить, сознавая подлость самого этого желания в тех обстоятельствах и на тех условиях, какие до времени обеспечивали продолжение его жизни. Он старался оправдать себя тем, что несет своей подлинно необыкновенной научной работой величайшее открытие, которое будет иметь огромное значение для всего человечества. И в ту же минуту, когда такое самоутверждение казалось ему оправданием, обязывающим его претерпеть все, он с презрением к самому себе обличал себя: о каком человечестве можно думать здесь, в этом великолепно организованном могущественнейшим государством гнезде преступников, которые любое, самое гениальное открытие используют в самых античеловеческих целях! Для кого же старается он? Ведь им руководит только чувство гадкого страха… И что же теперь поделать, если на пороге к великому открытию он оказался нужен не миру гуманности и добра, а безумцам, маньякам, превращавшим свой мир в гигантскую банду преступников, ведущих планету к уничтожению человечества… Да, он, Войтецкий, в их власти, он бессилен и слишком слаб духом и боязлив, чтобы хотя бы наложить на себя руки, как сделали это многие другие германские ученые, оказавшиеся в подобном ему положении. Он понял, что будет работать при любых обстоятельствах, пока ему эту возможность дают, на кого бы он ни работал. Свое открытие он сделает. Не может быть, чтобы рано или поздно его открытие не дало бы положительного эффекта, а его имя не осталось бы в веках! Если человечество уцелеет, у него найдутся последователи, которые продолжат его работу, и не только во вред, но и на благо всему человечеству. В сущности, он сейчас находится в том же положении, в каком пребывают физики, поставившие своей целью добиться расщепления атомного ядра. А если добьются? Первое, что будет создано ими, что заставят создать, — это атомная бомба! Слава Богу, что пока ее еще нет! Но ведь будет, будет!..

Почему Тильда не пишет, не прислала ни одного письма? Здорова ли? Жива ли?.. А милая маленькая доченька, что с нею, где она, знает ли, как мучительно жить здесь ее отцу?

А может быть, Тильда не пишет просто из предосторожности? Что, в самом деле, напишешь в письме сюда, в письме, которое будут мусолить пальцы фашистских рук? Ну хотя бы два слова, всего бы только два слова: «Живы, здоровы!» Но ведь такими словами во время войны и лгут, жалея того, кому пишут, не решаясь сказать правду! Бывает так! Если бы, конечно, эти два слова написаны были собственной рукой, то все-таки они значили бы: «Живы»… Но письма нет… А может быть, Мильнер — этот или какой-либо из тысячи других мильнеров — держит его у себя?

А когда появилась в квартире и в лаборатории эта странная и, судя по обращению, очень милая Неда, в ее взглядах, в заботе, в выражении лица и в словах Войтецкий почувствовал мягкую ласковость, легкую доброту, которой так ему не хватало, он принял ее как дар божий, не размышляя, искренна она с ним или нет и почему она такая…

Из протокола допроса Олейниковой Ирины Станиславовны, магнитофонная запись

Мне 15 лет, у меня отчим академик, отец умер, мама не работает… В компанию взрослых женщин я попала полгода назад, сначала было интересно, потом мне посоветовали: попробуй. И совсем это не страшно, сперва было противно, но зато денежно, не надо постоянно клянчить деньги… Наша группа «паслась» возле Литературного кафе, там очень приятный заведующий, он нас иногда «подкармливает», в том смысле, что советует, где раздобыть клиента поприличней. Он мне даже паспорт достал, как будто мне девятнадцать, и специальную косметику, чтобы казалась взрослее… Однажды заведующий кафе попросил меня рассказать о некоторых моих клиентах-ученых. Я это без труда сделала, поскольку они, эти два кандидатишки, занимались тем же, чем мой отчим. Отчимом заведующий тоже заинтересовался: говорит, ради любви к искусству… У меня отчим биолог-генетик. Нет, с иностранцами я не вижусь, это другая компания, но заведующий кафе Левитин обещал познакомить.

15