Импортный свидетель (сборник)

«Сегодня некая почтенная дама появилась перед зданием правительства, контролирующего расследование происшествия, случившегося недавно на побережье Атлантики. Читатели помнят — речь идет о необъяснимом помешательстве целой команды шхуны «Дюгонь». Эта дама заявила представителю правительства, что ей необходимо сообщить комиссии чрезвычайную информацию. Она заявила также, что является вдовой погибшего в годы второй мировой войны врача-генетика Мирослава Войтецкого, поляка по происхождению, который служил в одной из преступных лабораторий у Гитлера, где разрабатывались тайны живого. Она сообщила, что ей известны случаи, аналогичные тому, что произошел на побережье. Она готова рассказать об этом все, что знает, если это поможет расследованию, с условием, что ей оплатят дорогу из Парижа, поскольку она небогата. Ей это было любезно обещано. Первое интервью госпожи Войтецкой будет опубликовано завтра в утреннем номере нашей газеты. Жить она будет на загородной вилле, и ввиду особой значимости сообщаемых ею сведений доступ к ней разрешен не будет».

Жить она будет рядом с вами, господин Вожда-ев, — заявил Федерик, — а теперь спокойной ночи, или, как говорил вам отец: «Спи, сынишек». Он ведь так говорил?

Экран погас.

Я не мог заснуть, потому что разволновался.

Откуда Федерик знает такие интимные подробности жизни Вождаева — прозвище, которым называл его в детстве отец? Это слово «сынишек» могло быть только в письмах, а они в Москве. В моем бреду, записанном на пленку Федериком, я этого тоже, надо думать, не произносил. Неужели похищен московский архив? Да нет, не может быть. Тогда, значит, Федерик знал настоящего Вождаева.

…Проснулся я от «доброго утра», которого желало мне нежное, эфирное существо с экрана. Очаровательная мулаточка сообщила, сколько теперь времени, какая температура воздуха в комнате и на улице, есть ли ветер, какого цвета костюм мне сегодня пойдет и что будет на завтрак. Она также напомнила, что меня сегодня ждет встреча с одной почтенной дамой. «Мадам Войтец-кой», — подумал я и не ошибся.

Действительно, после завтрака мне пришлось с ней встретиться. Первое время я просто не знал, как себя вести, поскольку объяснять ей, что я в тюрьме, так же, как и она, было бы непростительной ошибкой. Мне может пригодиться ее убеждение, что она на вилле оберегается от бывших нацистов. И вдруг она заговорила, эта фрау, мадам Гильда Войтецкая, немка по рождению, француженка по месту жительства.

— Я люблю молодых людей, — кокетливо сказала старуха, — а вы мне кажетесь надежным. Вчера, когда мы гуляли по побережью (наверняка она гуляла с двойником, который ее и подготовил), я думала, что моя жизнь столь интересна, что может быть поучительна. Я когда-то увлекалась старинными романами Дюма, и то, как мы жили с Мирославом во. время войны, похоже на такой роман. У меня до сих пор в ушах стрельба, мне постоянно чудится слежка, я умею говорить без слов. Иначе было нельзя там, где работал мой муж. И самое главное — то, что произошло на побережье, весточка мне через сорок лет от моего покойного мужа. Поверьте, то, что произошло здесь с матросами, было запланировано на острове сорок лет назад. Я расскажу вам. А еще расскажу вам, почему я бедна.

Она, не переставая, болтала.

— После войны я обнаружила, что многочисленные изобретения мужа использованы во вред людям; множество людей, искалеченных умственно и физически, обращались за помощью к правительству, но можно подумать, что у правительства есть средства на все эти издержки. А у меня в это время погибла дочь, и долгое время я пробыла в монастыре, где чуть не сошла с ума. И вот тогда я дала богу клятву, что раздам все, что имею, тем, кто пострадал от моего мужа. Но муж, уверяю вас, не виноват, я потом расскажу вам, как он погиб. Вы верите мне?

Пока что я не мог понять, о чем идет речь, й не мог понять тактики Федерика. Для чего он поселил старуху здесь? Ведь здесь-то, через меня, как раз и может всплыть правда по тому делу, ради которого я приехал из СССР, а ему, судя по всему, правда не нужна. Он представитель тех сил, кто боится и не хочет раскрытия правды.

А мой двойник в комиссии может сочинить свои интервью с фрау Тильдой и без старухи. Для чего же тогда она? Может быть и скорее всего, наши разговоры записываются и могут пригодиться Федерику, но ведь они. не только записываются, но и фиксируются в моей голове, это Федерик тоже не может не понимать. Значит, если я выйду отсюда, произойдет утечка информации. Может быть, Федерик рассчитывает поразить меня роскошью и предложить остаться? Но он прекрасно знает, что я на это не пойду. В чем же тогда дело? Или, может быть, у него есть какой-то расчет? Но какой?

А что, если предположить (я обязан это сделать ради дела, по которому я здесь), что старуха — подставное лицо и дезинформирует меня, обвиняя во всем фашистов? Может быть, она тем самым отводит удар от сегодняшних преступников?