Михаил Иванович бросился фотографировать ишака с такой поспешностью, как будто бы он должен был исчезнуть, как видение, но ишак стоял спокойно даже тогда, когда сам Михаил Иванович, на него взгромоздясь, попросил одного из торговцев запечатлеть его в позе Ходжи Насреддина. На Михаила Ивановича надели чалму, которая съехала на глаза в самый неподходящий момент. Фотографировать пришлось снова. Наконец Михаил Иванович вышел с базара, пленки у него больше не было, он шел грустный и вдруг услышал знакомый голос. У лотка, где продавались сливы величиной с хорошее антоновское яблоко, стояла не кто иная, как Алла Абдуллаева, и яростно доказывала что-то до синевы загоревшему человеку в тюбетейке. Михаил Иванович рад был встретить в незнакомом городе уже знакомого теперь человека и подошел к ней.
— Здравствуйте, товарищ Абдуллаева, — обратился Михаил Иванович к женщине.
Женщина повернулась, оглядела психиатра равнодушно и не слишком восторженно, после чего повернулась и снова продолжала торговаться. Она так жестикулировала и размахивала руками, что Михаил Иванович, пожалел, что у него нет больше пленки.
— Вы меня не узнаете? — снова сказал Михаил Иванович.
На этот раз женщина повернулась к нему и сказала:
— Может, где-то и виделись.
— Ну как же, я же доктор, у которого вы были на приеме три дня назад.
— А, здравствуйте, доктор, вот только имя ваше забыла.
— Михаилом Ивановичем меня зовут.
— Здравствуйте, Михаил Иванович. Покупаете что или просто так гуляете? У нас, знаете, приезжие очень любят- сюда ходить, говорят, красиво тут. А что, правду говорят, в Москве такого базара нет?
— Такого экзотического, конечно, нет, — ответил Михаил Иванович, не уверенный в том, что женщина знает слово «экзотический», — да я по базарам редко хожу. Фрукты у вас замечательные и наряды необычные. Вот пофотографировал, жаль только пленка кончилась.
— Может, вам фрукты какие нужны? Так вы не стесняйтесь, я помогу выбрать. Вы, наверное, и торговаться не умеете?
Через пять минут Михаил Иванович был нагружен фруктами, и за целый воз, который он теперь вынужден был нести в гостиницу, заплатил какие-то копейки. Алле Абдуллаевой было по дороге с ним, и они пошли, потихоньку беседуя.
— Ну, как ваш муж? — спросил Михаил Иванович. — Не светится больше по ночам?
— Меня, знаете ли, уже следователь об этом спрашивал, — холодно заметила женщина, — не светится.
Михаил Иванович замолчал и шел дальше в каком-то подавленном настроении, думая, куда бы деть эту двухпудовую дыню, которая постоянно выскальзывала из рук.
— Вы сами-то не из милиции? — вдруг спросила Абдуллаева.
— Да нет, что вы! — Михаил Иванович хотел всплеснуть руками, но, вспомнив про дыню, сдержал свой пыл.
— А откуда ж тогда следователь про мужа моего узнал? Я ведь никому об этом, кроме вас, не рассказывала.
— Ну, я не знаю, — Михаил Иванович нехорошо засмеялся.
— Скажите, а почем такая дыня в Москве? — вдруг спросила женщина.
Михаил Иванович обрадовался перемене разговора, принявшего столь желательную в данный момент для него форму.
— Рубля два, не меньше, за один килограмм, — с готовностью сказал Михаил Иванович. — Вы себе не представляете, как дерут за такие дыни в Москве. А здесь такая благодать, дешевка!
— Ну, это, наверное, не наши дыни, — сказала Алла, — не может быть, чтоб наши заламывали такую цену на московском базаре.
Тема для разговора была исчерпана, и, попрощавшись с Абдуллаевой, Михаил Иванович поднялся в свой номер, где нашел напечатанное на бланке Министерства внутренних дел, с которым волею судеб столкнулся в этой республике, лестное для себя предложение посетить знаменитый памирский источник Гарм-Чашму, куда мечтал поехать уже много лет. Мечта его сбылась, смущал Михаила Ивановича только фирменный бланк. Продолжая держать дыню в руках, он сел в кресло, но в этот момент раздался телефонный звонок. Доктор вскочил, и дыня упала на пол.
— Слушаю вас, — солидно сказал Михаил Иванович.
Голос с акцентом произнес:
— Вас беспокоит заместитель директора фармацевтического завода Абдуллаев. Слава Аллаху, погода нашей земли приветлива, как приветливы на нашей земле люди. Счастлив человек, посетивший землю древнего Пянджа… — долго говорил Абдуллаев.
Плечом придерживая трубку, Михаил Иванович, нагнувшись, пытался собрать раскатившиеся сливы, пыльный инжир и треснувшую дыню, из которой тек на роскошный гостиничный ковер сладкий дурманящий сок.
Провод телефона растянулся до предела. Михаил Иванович, занятый больше сбором плодов, чем телефонным разговором, этого не заметил, телефон перевернулся на столе, и в трубке послышались частые гудки…
— Романенко, — голос Абдуллаева звучал совсем не так елейно мягко, как две минуты назад в разговоре с Михаилом Ивановичем, — психиатр не пожелал со мной разговаривать, повесил трубку. Я еду немедленно в гостиницу, это наш последний с тобой шанс. Кстати, что ты используешь вместо облепихового масла?
— Цинковую мазь, Гафис Абдуллаевич, она впитывается моментально.