— А в том, что я сейчас вылезу. Не вылезу я, поедем искать эту машину.
— Да нет, ну что вы, — шофер перешел на «вы».
— А все, что вы сейчас рассказали, все правда, до мелочей?
— Все.
— Ну, тогда поехали. А собственно, чего искать! В каком районе стояла машина? Ну вот, и поедем в ГАИ этого района.
— Так я счетчик выключу?
— Вы что, хотите просечку еще одну получить?..
Так с включенным счетчиком они подъехали к зданию районной ГАИ. И не надо быть прорицателем, чтобы сразу же догадаться, что возле небольшого двухэтажного дома стояла пресловутая машина 44–73. Причем странно — переднего номера у нее не было.
Авзуров вышел, убедился в том, что стоянка в этом месте разрешена, после чего вошел в здание. У дежурного он спросил, где можно найти начальника, и немедленно проследовал в его кабинет.
Там, попросив разрешения оторвать его на две минуты, он изложил все то, что только что услышал от водителя.
— Вы сами-то кто будете? — спросил начальник, вслушиваясь в авзуровский таджикский акцент.
— О, я большой человек! — сказал Авзуров, доставая паспорт. — Советский человек.
Начальник, седовласый майор, на паспорт даже не взглянул, долго испытующе глядел в лицо Авзурова, после чего нажал кнопку и попросил по селектору зайти в кабинет водителя той самой «Волги».
— Товарищ жалуется на вас, — сказал он, — без надобности используете технические средства. Кто вам дал право так фамильярно разговаривать с прохожими в усилитель?.
Вошедший лейтенант вспыхнул, но промолчал.
— Кроме того, почему машина ваша неухожена, где передний номер?
— Красят его, товарищ майор.
— Это еще не все. Почему не реагируете на замечания, когда они делаются вам по делу, за грубость?
— Какие замечания, товарищ майор?
— Ну как же, водитель такси подошел к вам утром, сделал замечание, а вы что?
— Так он же остановился не там, где надо.
— А вы стояли, где надо? Вы даже не дежурили в эти часы, так что просечку вам надо было поставить, а не ему, и не в талоне предупреждений, а в послужном списке. Идите, извинитесь перед водителем, приведите в порядок машину, потом доложите. Выполняйте.
— Есть. Разрешите идти?
— Идите.
— Беда с этим молодняком. Только придут — норовят власть показать, — говорил майор, когда лейтенант вышел.
— И много у вас таких?
— Да вот один на все отделение, вполне достаточно. Думаете, приятно, когда вот так приходят, жалуются? Хотя сигналы населения нам помогают. Сами знаете, милиционер, особенно когда он инспектор, должен быть безукоризненным. А вы сами-то не москвич? — вдруг спросил майор.
— Да нет, я с Памира.
— Водитель, наверное?
— Немного и водитель.
— Что же, спасибо, — сказал, вставая, майор, — захаживайте к нам просто так, без всякой нужды.
— Обязательно зайду, — пообещал Авзуров.
Он вышел из здания госавтоинспекции, спустился на первый этаж, прошел по коридору и вышел на улицу к ожидавшему его водителю.
— Спасибо вам, — сказал шофер, — вот выручили, уж лейтенант ко мне тут приходил, извинялся, настроение, говорит, у него с утра плохое было.
— Просечку-то простил?
— Ну конечно.
Машина тронулась с места и через несколько мгновений остановилась. Авзуров попросил остановить машину. На перекрестке стоял тот самый милиционер.
— Смотри, лейтенант, чтобы это больше не повторялось, не позорь нашу службу, — сказал он милиционеру, — Я твоему начальнику не открылся, но имей в виду, еще что-нибудь услышу про тебя плохое, уйдешь из милиции, нам такие не нужны! — И вместе со светло-зеленой машиной он исчез за темно-зеленым поворотом.
Настала минута расставания с шофером.
— Не возьму денег, — сказал шофер, выключая счетчик.
— Послушайте, — сказал Джоджон, — вы думаете, я за просечку, что вам убрали из талона, с вас эту трешку возьму? Я возьму, конечно, и возьму кое-что побольше.
— Что же? — удивился шофер…
— Вежливость вашу, чтобы приехавшие в Москву не расстраивались с самой первой минуты. Вы говорите, вам все равно, к другу я или к брату. А мне все равно, почему у вас плохое настроение! — И, попрощавшись, он вышел из машины и закрыл дверцу по привычке плотно, но без стука.
А потом было море. Синее море ласкало и купало в своих волнах сильное загорелое тело начальника Памирской ГАИ.
Дома, в родном Рушане, предаваясь ласкам своей жены, красавицы Садригул, Джоджон Авзуров рассказал ей и эту историю и еще много других, и тогда она, встав с кошмы, которую обычно стелют в хуш-хоне, подала мужу целую миску кислого молока, а он, немного остыв от своего рассказа, с наслаждением поедая любимое кушанье, совсем забыл, что подобные рассказы настолько трогают ее, что сегодня она не сомкнет глаз, все думая о том, как это сложно быть женой такого вот надежного человека.
Ведь, во-первых, водитель такси мог его обмануть, и правильно бы сделал, потому что охотники на горных баранов и кииков знают свои байки, а шоферы, все шоферы на свете — свои, а во-вторых, ну куда он полез, куда, опять в работу, а ведь был-то на отдыхе. Вот, право, душа!