Импортный свидетель (сборник)

— Когда я появился возле гаражей, — продолжал Генкин, — то никак не мог придумать, как же выполнить задуманное. Ну и решил пробраться в гараж, в каждом же гараже ацетилен, кстати, баллоны-то ворованные. Вы пишите, нет, вы пишите, что баллоны у них ворованные. Ну и подумал я, что если заберусь в какой-то другой гараж, может быть неприятность: вдруг застукают. А Ксюшин отец меня знал, хотя и не любил. Он и Кузнецова не любил… Кузнецова не было неделю, он был в командировке.

— И вы подожгли гараж?

— Я перерезал шланг и стал ждать. Вскоре уже вонища была на всю улицу. А тут вдруг идет этот Всеволод Егорович. Любого ждал, но не его. Ну, он подошел к своему гаражу. Вижу, ничего он не чует: насморк, думаю, у него, что ли?

— Сколько времени было?

— Да ночь была. Заподозрил он, что ли, неладное — не знаю, но обошел все блоки, закурил. Ну, я из укрытия выйти боюсь, потому что понимаю: сейчас рванет. Крикнул ему, правда. А тут и ухнуло. Дальше все было по плану.

— В каком смысле?

— В том смысле, что сразу загорелся цех.

Генкин произнес это и смертельно побледнел. Его бледность была особенно заметна на фоне серого предгрозового неба, видневшегося в окне. ~

— Спросить ничего не хотите, Генкин?

— Хангер уехал?

— Нет, он задержан.

— А под амнистию я не попаду? — спросил Генкин. И в его словах была такая надежда, что Нестеров не стал его обманывать.

Погода становилась хмурой, гроза все никак не начиналась, и от этого все было совершенно невыносимо. Но вдруг грянул гром. Генкин согнулся на своем стуле, привинченном к полу, как под ударом бича.

Вот-вот должен был пойти дождь.

Мне не надо бессмертия

1

На совещании литераторов, пишущих о милиции и прокуратуре, кто-то из ораторов предложил в художественных произведениях показывать, что расследованием и поиском истины занимаются не только обязательно предназначенные для этого органы, но и люди, уполномоченные не властью, а требованиями нравственности. Оратора, как водится, тотчас же «заклевали», в то время как проблема поиска истины осталась. И Нестеров вспомнил об этом лишь потому, что совсем недавно принял участие в некоей истории, где выступал в роли почти частного детектива.

Было все до чрезвычайности просто и буднично. В тот день он дежурил в приемной и уже заканчивал прием граждан. День выдался, как всегда, хлопотный, и даже не столько хлопотный, сколько грустно-хлопотный: несколько человек пришли с жилищным вопросом, а ничего более унизительного, чем этот вопрос, на свете нет. Как будто бы и не виноват человек, а страдает. Страдает потому, что завел семью, захотел детей. Но ведь это необходимо для блага страны, а страна ему говорит: «Подожди». И вот он ждет год, два, восемь. Дети подрастают, а от него нет полной тому же государству отдачи, хотя бы потому, что уже и стараться не хочется, ведь государство обещало… Нестеров сам ждал квартиру шесть лет.

Но справедливость — его ремесло. Он пригласил в кабинет следующего. «Только бы не квартирный», — подумал Нестеров.

В кабинет вошел высокий красивый человек с пышной гривой ухоженных русых волос. С достоинством поздоровался. Назвался Кузьминым Константином Ивановичем. Помолчав несколько секунд, начал просто.

— Посмотрите, Николай Константинович, — и положил на стол ксерокопию какого-то документа.

Нестеров не очень рассчитывал увидеть что-то экстраординарное, но на лист бумаги посмотрел. На нем поперек какого-то малоразборчивого текста было написано: «Представить к награде». Видимо, копия была сделана с нечеткого, быть может, уничтоженного временем, оригинала. Поразила Нестерова подпись под резолюцией: Жуков.

— Неужели — полководец?

— Да, товарищ полковник, маршал Жуков, — произнес вошедший.

— Чем могу служить? — еще раз спросил Нестеров, удобнее устроившись в кресле и приготовившись выслушать по крайней мере неординарную историю.

Когда Кузьмин закончил говорить, Нестеров с горечью понял, что закон помочь этому посетителю не сможет. Не укладывается в рамки закона его рассказ. И кто позволит расследовать то, что не расследовала и пожелала отнести в тень сама жизнь? Но при этом должна же быть восстановлена истина! Из того, что рассказал о своем брате-разведчике Константин Иванович, выходило, что не мог он исчезнуть, он мог только погибнуть. Но несправедливые языки плетут бог знает что. Значит, надо искать его останки. Но кто это сможет сделать? Сам Константин Иванович стар…

Когда-то в молодости у Нестерова был подобный случай. Он искал истину по делу погибшего красноармейца и получил в качестве поощрения за частный сыск нагоняй от прокурора области. Правда, считает он, три-четыре скупые открытки в год от семьи, нашедшей правду об отце, для него важнее давно забытого взыскания.

Под конец разговора Кузьмин положил на стол еще один документ.

— Вот видите, — говорил он, — мой брат служил в органах внутренних дел, война его сделала разведчиком. За память своего коллеги заступитесь. Помогите!

И Нестеров принял решение.

2