Импрессионисты: до и после

«О, это в самом деле был напряженный день, – писал критик, – когда я рискнул отправиться на первую выставку на бульваре Капуцинок в обществе господина Жозефа Винсента, художника-пейзажиста, ученика Бертена (академист. И. Д.), получавшего медали и награды при нескольких правительствах! Неосторожный художник отправился туда, не подозревая ничего плохого, он полагал, что увидит там картины, какие можно увидеть везде, хорошие и скверные, больше скверных, чем хороших, но не чуждые некой художественной манере, культуре формы и уважению к старым мастерам.

Увы, форма! Увы, старые мастера! Мы больше не хотим их знать, мой бедный друг! Мы все изменили!

Войдя в первую комнату, Жозеф Винсент получил первый удар перед «Балериной» господина Ренуара. «Как жаль, – сказал он мне, – что художник, обладающий известным пониманием цвета, не умеет рисовать, ноги его балерины похожи на ее газовые юбки».

Нет нужды цитировать всю статью, наполненную дешевыми остротами и глупостями. Но вот строки, которые оставили в истории искусства гроша не стоящее имя Леруа.

«Что изображает эта картина? Взгляните в каталог:

«Впечатление. Восход солнца» (картина Клода Моне).

– Впечатление – так я и думал. Я только что говорил, сам себе, что раз я нахожусь под впечатлением, то должно же в ней быть заложено какое-то впечатление… а что за свобода, что за мягкость исполнения! Обои в первоначальной стадии обработки более законченны, чем этот морской пейзаж…»

Итак – виват, месье Леруа!

Весь Париж только и говорил тогда о вашем «открытии».

«Импрессионисты» («импресьон» – впечатление)… Это слово начало свою бессмертную жизнь с вашей легкой руки.

Э. Дега. Автопортрет 1854. Музей Орсе, Париж

Эдгар Дега

од 1862-й. Ничем особо не примечательный в истории французского искусства XIX века.

Можно сказать, жизнь шла своим чередом. В роскошных ателье маститые корифеи Салона писали свои шикарные многометровые и малогабаритные холсты, заранее вставленные в дорогие лепные золотые рамы. Целый сонм искусствоведов, критиков, репортеров, «знатоков» отражал каждый шаг рождения новых «шедевров» салонного искусства Франции.

Вот несколько строк, рисующих то время: «Венера» Кабанеля, выставленная в официальном Салоне…«Распутная и сладострастная», она тем не менее была признана «ни в коей мере не безнравственной» и очаровывала всех зрителей, потому, как определил один из критиков, у нее «ритмичная поза, изгибы ее тела приятны и сделаны в хорошем вкусе, грудь юная и живая, округлые бедра совершенны, общая линия гармонична и чиста. Это совершенно незначительное, но в высшей степени соблазнительное произведение было не только куплено императором, но принесло автору ленточку Почетного легиона и избрание в члены Академии».

Салон задавал тональность потоку заказной живописи, он предъявлял свои требования, создавал вкусы. Сюжеты из мифологии, мелкий жанр, слащавые ню импонировали буржуазии. Подальше от реальности – вот кредо Салона:

«Мы предпочитаем священную рощу, где бродят фавны, лесу, в котором работают дровесеки; греческий источник, где купаются нимфы, фламандскому пруду, в котором барахтаются утки; и полуобнаженного пастуха, который вергилиевским посохом гонит своих баранов и коз по сельским тропкам Пуссена, крестьянину с трубкой во рту, взбирающемуся по рейсдалевской горной дороге».

Это не значит, что в экспозицию Салонов не попадали иные полотна. Но к ним отношение было весьма суровое. Вот слова, которые были произнесены по поводу картин Милле. Но они с тем же успехом относятся и к холстам Курбе, Домье…

«Это, – объявлял граф Ньюверкерке, императорский директор департамента изящных искусств, – живопись демократов, тех, кто не меняет белья, кто хочет взять верх над людьми высшего света. Подобное искусство мне не по вкусу, оно внушает отвращение».

Кабанель и Домье. Лакированная пустышка и художник, про которого Оноре де Бальзак сказал: «У этого парня под кожей мускулы Микеланджело». Казалось, фигуры несравнимые. Но это ясно сегодня. А в этом, обыкновенном 1862 году великий гражданин и художник Оноре Домье продает свой скарб, покидает любимую мастерскую на набережной Анжу и переезжает на Монмартр. Он вступает в полосу нищеты и скитаний, продолжавшихся до смерти. А Кабанель?.. Кабанель пожинал лавры и… франки.

Словом, жизнь шла своим чередом.

Год 1862-й. В зените славы был классик Доминик Энгр.

Через год умрет великий романтик Эжен Делакруа.

Гюстав Курбе – вождь реалистов – будоражит буржуа своими мужественными полотнами.