Imprimatur

Стоявшая передо мной молодая женщина была единственной из всех запертых в «Оруженосце», о ком мне было известно кое-что, пусть и немногое, но зато достоверное. Мое общение с нею ограничивалось приготовлением для нее блюд, которые она заказывала и которые я по просьбе хозяина приносил ей, а также доставкой запечатанных писем по тому или иному адресу и обучением молоденьких служанок, которых она часто меняла, относительно пользования водой и продуктовым шкафом. Больше мне ничего не было известно о том, как она жила в своей башенке, где принимала посетителей, проникавших в ее покои по переходу, имевшемуся на крыше, да мне и дела до этого не было.

Это была не обычная проститутка, а куртизанка: слишком богатая, чтобы быть шлюхой, слишком жадная, чтобы бросить доходное занятие. Я плохо представлял себе, что такое куртизанка и какие искусства она превзошла.

Зато, как и все, знал, что происходило в паровых банях – моду на которые завез в Рим один германец, – показанных для изгнания из тела посредством потения вредных миазмов и бывших по преимуществу под началом женщин не слишком строгих правил. Одна такая баня имелась в двух шагах от нас и считалась самой известной и старинной в Риме, она так и прозывалась «Женская». Также ни для кого не было секретом, какие услуги оказывают женщины неподалеку от Сант-Андреа-делле-Фратте или возле виа Джулия и Санта-Мария-ин-Виа. Подобное же происходило чуть ли не в самих приходских помещениях Санта-Мария-ин-Монтероне. Задолго до наших дней понтифики озаботились запретить духовенству проживание с женщинами, но этот запрет часто обходили или оставляли без внимания. Никто не обманывался насчет громких латинских имен – Лукреция, Корнелия, Медея, Пентесилея, Флора, Диана, Виттория, Полиссена, Пруденция и Адриана, или титулов – Герцогиня и Почтеннейшая, позаимствованных куртизанками у своих прославленных покровителей, как и насчет того, чем занимались Сельваджия, Смеральда, или Фьор-ди-Крема[66], или Лукреция-Сгаратонна[67], а также на счет смысла имени Гравида[68].

Веком ранее продажные женщины были даже поделены на категории: обычные потаскухи, шлюхи дворовые, подфонарные, присвечные, приоконные, падшие женщины, девицы легкого поведения, а считалки донесли до нас блудниц – господних, папских, имперских, кардинальских, а также пустосвяток, гвельфок, гибелинок и множество других разрядов непотребных женщин. Сколько их было? Видимо, достаточно для того, чтобы Лев Х[69], которому требовались средства для обустройства улицы, ведущей к площади дель Пополо, обложил налогом тех из них, которые промышляли в этом околотке. При Клименте VII[70], говорят, одна потаскуха приходилась на десять римлян, не говоря уж о сутенерах. Как знать, может, и прав был святой Августин, утверждавший, что стоит исчезнуть этому роду занятий, и все в мире пойдет вверх дном из-за необузданности страстей человеческих.

И все же куртизанки как жрицы любви стояли особняком. В их обществе незамысловатый акт превращался в нечто из разряда высшего порядка – в любовную игру под стать не низменным запросам торговца или солдата, но утонченным потребностям посланников, князей и кардиналов. Потребностям не столько физическим, сколько умственным – вот что важно. Куртизанка способна посостязаться с мужчиной в сочинении стихов. Так, Гаспара Стампа посвятила Коллатино ди Коллальто сборник новелл, Вероника Франко и в постели, и в стихах бросила вызов владетельным особам из рода Венье. Империя, королева римских куртизанок, слагавшая грациозные мадригалы и сонеты, избранница прославленных людей своего времени: Томмазо Ингирами, Камилло Порцио, Бернардино Капелла, Анджело Колоччи и баснословно богатого Агостино Киджи, позировавшая Рафаэлю и соперничавшая с самой Форнариной, покончила с собой, но до того, как она испустила дух, папа Юлий II дал ей полное отпущение грехов, а Киджи позднее установил ей памятник. Знаменитая Мадремианонвуоле[71], названная так по причине беззаботного отказа в юности домогавшемуся ее, знала наизусть всего Петрарку и Бокаччо, Виргилия, Горация и с сотню других поэтов.

Так вот, стоявшая передо мной женщина принадлежала, как говаривал Пьетро Аретино[72], к этой армии бесстыдниц, чья роскошь причиняет Риму ущерб, при том, что все прочие женщины ходят по улицам закутанными в покрывала и бормоча: «Отче наш».

– Ты тоже явился узнать, что уготовано тебе судьбой? И конечно, ждешь добрых предсказаний? Но будущее не всегда соответствует нашим ожиданиям. Я говорю это всем входящим сюда, – накинулась она на меня.

Я озадаченно молчал. Мне казалось, я все знал об этой женщине, но что она может предсказывать будущее, было для меня новостью.

– В магии я не сильна. Если желаешь узнать, что говорят звезды, обратись к кому-нибудь другому. А вот если тебе никогда не гадали по руке, тогда ты пришел по адресу. А может, ты хочешь узнать, что означает сон? Только не убеждай меня, что явился просто так, я тебе не поверю. Всем что-нибудь да нужно от Клоридии.