«…So pull me closer and kiss me hard,
Так что прижми меня к себе и поцелуй покрепче,
I’m gonna pop your bubblegum heart.
А я лопну твое сердце из жвачки…»
В комнате тихо. Шторы задернуты, а на прикроватном столике остывает жутко сладкий кофе, который Эмма принесла мне из школьной кофейни.
Я медленно поедаю безлактозные взбитые сливки и разговариваю с мамой по телефону, пока Эм лежит у меня в ногах, читая «Крошку-убийцу» Рэя Брэдбери.
– Как твои дела, Катерина?
Всего лишь мгновение я молчу, Эм сразу настораживается, в отличие от мамы. Мне становится неловко от этого внимательного зеленого взгляда.
– Все замечательно, мам. Ты помнишь о встрече в Кингстоне? Ты уже купила билеты?
– О, Кэт, – на фоне слышится какое-то копошение и мама переходит на русский. – Я не приеду в Кингстон, милая.
Я сразу вся собираюсь и присаживаюсь, забыв про подушку, которую обнимала слишком часто в последние дни.
– Что значит, что ты не приедешь? – я хмурюсь и глажу Эм по рыжей голове, когда та показывает средний палец моей матери. Эмма всегда недолюбливала миссис Рид, и это чувство было взаимно. – Ты дала обещание, мама.
– Продолжай разговаривать на русском, – мама понижает голос, я слышу шаги и звук закрываемой двери. – Я не одна. Мы с Уиллом в Париже.
С другой стороны, в прошлый раз был мой учитель английского, так что теперь я не жалуюсь, вы не подумайте.
– Ты все еще можешь прилететь ко мне, – я шумно вздыхаю, пытаясь совладать с паникой. – Приедут представители Кембриджа, все приглашенные ученики будут со своими родителями. Я не могу пойти одна, мам… мне…
Меня тут же перебивают:
– Не будь такой строгой, Катерина. Это не так уж и важно.
Я прикрываю глаза и мысленно считаю до трех.
– Это чертовски важно, мама. Возможно, это один из самых важных вечеров в моей жизни. Он определит мое будущее. И я говорила тебе о нем с двенадцати лет.
Все, к чему я так долго шла эти годы.
Неожиданно в памяти всплывают мертвые темные глаза, которые вытряхивают из меня всю душу. Что я сделала не так? Почему моя жизнь превращается в ад?
– Ты можешь пойти одна.
– Я должна быть
– Ты можешь позвать Зака.
– Я не буду просить его прилететь из Канады ради одного вечера, – в моем голосе чувствуется волнение. – Пожалуйста, мама. Это очень важно для меня.
– Я не могу, Кэт, – она замолкает, а затем обращается, по всей видимости, к очередному «Уиллу». – Уилл, дорогой, я скоро буду.
– Мама, – умоляю я. – Пожалуйста. Прилети на один вечер.
– Прекрати канючить, – ее тон из нежного превращается в колючий. Она никогда не разговаривала со мной так же, как с ее мужчинами.
Я дотрагиваюсь до переносицы и сжимаю пальцы.
– До Кембриджского вечера остается три недели. Если Уилл сделает предложение раньше, ты прилетишь?
Опять какое-то копошение, смех и бормотание:
– Мы поговорим позже, Кэтти.
А затем она сбросила звонок.
Она, черт возьми, сбросила звонок!
– Анна не приедет, – Эмма откладывает Брэдбери и встает с кровати.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я, растирая грудную клетку. – Я же разговаривала на русском.
Сердце пропускает удар.
– Нетрудно догадаться. У тебя такое лицо, как будто ты вот-вот заплачешь, – Эмма садится рядом и мягко забирает стакан латте, который я все это время сжимала в руке. – И не то чтобы я удивлена.
Я не заплачу… я…
Просто не самая лучшая неделя, верно? Все наладится, не так ли?
Я тянусь за книгой и прикладываю ее к груди, надеясь, что Рэй сможет меня вылечить.
– Почему?
– Потому что твоя мама – сука, Кэт.
Я морщусь от ее слов, однако по какой-то причине не могу возразить. Боже мой, я так редко просила маму о чем-либо. Я задумываюсь. Пожалуй, это был первый раз, когда я действительно умоляла ее.
– У тебя замечательные оценки, – Эм пытается меня подбадривать, кидая неодобрительный взгляд на мою фланелевую пижаму, из которой я не вылезала все выходные. – Даже думать не смей, что они не примут тебя. Черт меня побери, если они не примут тебя, я разочаруюсь во всей системе образования Великобритании.
Я заставляю себя улыбнуться.
– Спасибо, Эм.