Импровиз. Надежда менестреля

Несмотря на многочисленные происки завоевателей, никому из них не удалось захватить Голлоан. Поэтому и Браккара, и Тер-Вериза, и Кевинал, и Вирулия, предпринимавшие некоторые попытки вторжения, остались, что называется, с носом. Державы, как таковой, на Голлоане не было. Только многочисленные города-государства вдоль побережья. Да что там греха таить! Не города, а деревни-государства, ибо каждый посёлок на сто домов, огороженный частоколом, имел свои законы, свой суд, свои налоги. Казалось бы, что победить такой разобщённый народ проще простого, но в Голлоане каждый житель — воин. Старики, женщины, не говоря уже о мужчинах, в совершенстве владели оружием. Дети, начиная с шести-семи лет, не отставали от взрослых. Любое орудие труда в ловких руках голлоанцев превращалось в оружие. Серп, лопата, мастерок, не говоря уже о косах, вилах или тяпках, которым самой судьбой предназначено использование против завоевателя или любого другого угнетателя. Иногда артиллерийский обстрел с моря вынуждал местных жителей уходить в лес или горы, и тогда браккарцы или кевинальцы занимали поселение, но какой смысл в таком завоевании, если воспользоваться богатствами захваченных земель не получается? Никто не может добывать ценные породы дерева или руды, никто не знает, как охотиться на зверя, птицу или гадов, ни у кого не получается разобраться со злаками или овощами, вызревающими только ан Голлоане.

Поэтому державы северного и южного материка отказались от попыток поработить голлоанцев силой оружия и начали строить торговые фактории, выкупая для этого землю у местных общин. Ланс предполагал, что рано или поздно золото с серебром добьются победы там, где отступили порох и сталь. Но времени потребуется значительно больше. Если, конечно, ушлые браккарские купцы не опередят всех лет на пятьдесят.

— Ничего личного, пран Ланс! — патетически всплеснув ладонями, воскликнул Махтун, но глаза его оставались серьёзными и цепкими, что не укрылось от менестреля.

— Само собой, ничего личного, — проворчал он. — Только заработок. Сколько княгиня назначила за мою голову?

— Да разве это так важно?!

— Не важно, — кивнул менестрель. — Просто любопытно. Кстати, если вы собираетесь и дальше держать меня в этом гробу, то вынужден вас разочаровать — обещанного золота вы не получите. Очень хорошо знаю её светлость. Если уж она назначила цену за меня живого, то за труп вы и медяка из неё не вытрясете.

— Что за грубое выражение? Вытрясете! Получу законное вознаграждение. И благодарность от княгини. Что до ваших опасений…

— Это не просто опасения.

— Вы меня обижаете, пран Ланс.

— А что остаётся в моём положении?

— Во имя Вседержителя! В каком положении?

— В положении пленника, который вдруг приходит в себя в тесном ящике, едва не теряет разум от потрясения, а теперь выслушивает заверения в искренней приязни.

— Вы совершенно напрасно иронизируете, пран Ланс. Я очень хорошо к вам отношусь.

— Именно поэтому усыпили меня какой-то дрянью?

— Вы сами виноваты. Нужно было просто пойти с нами, а не начинать кричать на весь дворец, хватаясь за оружие.

— Не надо было убивать моего слугу!

— Браккарца? С каких пор вы начали жалеть браккарцев?

— Мальчишку, прежде всего. Вы могли его тоже забрать на фелуку?

— Зачем? Какая мне от него выгода?

— А от убийства какая выгода?

— Самая прямая. Его найдут… Вернее, уже нашли в ту же ночь, когда вы исчезли из дворца. С вашим кинжалом между ребер.

— Замечательно! Теперь я ещё и детоубийца!

Пран Махтун развёл руками, кротко улыбнувшись. Мол, выхода другого не было.

— Кстати, должен заметить, что кинжалы это не мои, а праны Дар-Виллы тер Неризы.

— Какое это имеет значение теперь?

— Верно, никакого. Тем более для таких нечистоплотных интриганов, как на Айа-Багаане.

— Понимаю вашу обиду, — вздохнул капитан. — И возмущение тоже. Хочу попросить прощения, за те неприятные мгновения, что вы пережили в сундуке.

— Неприятные?! Это очень мягко сказано…

— В любом случае, нам пришлось бы просить вас спрятаться в нём, чтобы беспрепятственно покинуть Браккару. Даже если бы вы согласились последовать за нами добровольно. К сожалению, яд, которым вас усыпили, престал действовать раньше, чем мы рассчитывали, иначе вы пришли бы в себя в уютной каюте, на койке…

— В уютной каюте, запертой на засов, вы хотите сказать?

— Ну, почему же…

— А если честно? Какой смысли юлить и притворяться?

— Если честно, то да. Ведь я же не могу предугадать, как вы поведёте себя? Вдруг, захотите за борт выпрыгнуть?

— Я? За борт? Плохо вы меня знаете…

— Увы, да… Вынужден согласиться. Я не слишком хорошо вас знаю. Но, надеюсь, что частые беседы за время нашего путешествия мы восполним этот досадный пробел.

— Не уверен, что мне это доставит удовольствие. Вот, скажем, прямо сейчас меня уже мутит от общения с вами.