Импровизатор

— Смилуйся над ними, Мадонна! — вырвалось у старого рыбака, стоявшего возле, и он молитвенно сложил руки. В то же мгновение точка исчезла в черной бездне моря; старик не ошибся. Раздались вопли отчаяния и, по мере того как море утихало, небо прояснялось и уверенность в гибели рыбаков возрастала, становились все громче и громче. Ребятишки уронили святой крест на песок и с плачем прижались к матерям. Старый рыбак поднял крест и, поцеловав ноги Спасителя, высоко поднял распятие к небу, призывая Мадонну. К полуночи небо совсем очистилось, море успокоилось, и лучи месяца озарили зеркальную поверхность пролива, отделявшего Лидо от Венеции. Поджио сел со мною в гондолу, и мы покинули несчастных, которым не могли ничем помочь.

На другой день мы встретились с Поджио на вечере у моего банкира, одного из первых богачей Венеции. Общество собралось большое, но из дам я не знал никого, да и не интересовался никем. Разговор зашел о вчерашней буре. Поджио начал рассказывать о гибели рыбаков, о несчастных сиротах и довольно ясно намекнул, как легко было бы обществу смягчить горе бедняков: стоило каждому внести посильную лепту, и составилась бы довольно значительная сумма для помощи им. Никто как будто не понял его; все ограничились сожалениями, пожиманием плеч, и затем разговор перешел на другое. Некоторые из гостей, обладавшие разными приятными талантами, любезно взялись развлечь общество. Поджио спел веселую баркаролу, но мне казалось, что в его вежливой улыбке проглядывала какая-то горечь и порицание этого знатного общества, не поддавшегося его красноречию.

— А вы не поете? — спросила меня хозяйка дома, когда Поджио кончил.

— Я буду иметь честь импровизировать! — сказал я, осененный внезапной мыслью.

«Он — импровизатор!» — зашептались вокруг меня; глаза дам засияли, мужчины приготовились слушать; я взял гитару и попросил задать мне тему.

— Венеция! — вскричала одна дама, вызывающе глядя мне в глаза.

— Венеция! — подхватили и мужчины.

Дама была хороша собою. Я взял несколько аккордов и стал описывать красоту и блеск Венеции в дни ее счастья. Глаза у всех блестели, словно я описывал настоящее. Думая о Санте и о Ларе, я воспел красавицу, стоящую на балконе в ясную лунную ночь, а каждая дама принимала это на свой счет и усердно аплодировала мне. Сам Сгриччи [29] не имел такого успеха.

— Племянница Подесты здесь! — шепнул мне Поджио. Дальнейшей нашей беседе помешали просьбы доставить обществу удовольствие новой импровизацией. Ко мне подошла целая депутация из дам, сопровождаемая старым вельможей. Я охотно согласился, желая воспользоваться случаем описать вчерашнюю бурю и нужду несчастных сирот; кто знает, может быть, сила песни сломит равнодушие, с которым не могло справиться красноречие Поджио. Мне задали новую тему: «Слава Тициана». Будь он маринистом, я бы заставил его выступить ходатаем за бедняков, но, восхваляя его, я никак не мог перейти на задуманную мною тему. Сюжет между тем был богатый, и разработка его удалась мне сверх ожидания. Все были в восторге; я как будто воспел славу себе самому.

— Вы счастливейший из счастливых! — сказала хозяйка дома. — Вот, должно быть, блаженство сознавать в себе такой талант, как ваш, и восхищать им всех окружающих!

— Да, это большое счастье! — ответил я.

— Ну, так воспойте его нам в новой прекрасной поэме! — попросила она. — Вам это так легко, что просто забываешь, как нехорошо не давать вам отдыха своими просьбами!

— Но я знаю иное чувство, — прибавил я, — которое не сравнится ни с каким другим. Оно каждого делает равным поэту по испытываемому им блаженству. И мне дана волшебная сила пробуждать его в сердцах. Но даром оно никому не дается, за это надо платить!

— Дайте же нам испытать его! — вскричали все.

— Кладите деньги сюда, на стол. Кто даст больше всех, испытает наивысшее блаженство!

— Я положу свое золотое кольцо! — живо сказала одна из дам и шутя положила кольцо на стол.

— А я весь свой сегодняшний выигрыш! — подхватила другая, подсмеиваясь над моею затеей.

— Да ведь это серьезно! — сказал я. — Вы уже не получите своих вкладов обратно.

— Пусть! — сказали некоторые из положивших на стол деньги, кольца и цепочки, хотя и видно было, что они сомневались в моем искусстве.

— Ну, а если я не испытаю обещанного счастья, я тоже не получу моих двух червонцев обратно? — спросил какой-то пожилой военный.