Есть индийская поговорка, которая гласит: «Нет никакого достоинства в том, что ты в чем-то превосходит… другого. Настоящее достоинство в том, что ты становишься лучше, чем был раньше». Вот, кстати, основная причина, по которой я оказался в Нью-Йорке.
А та поездка в Лондон была одной из самых важных вех в моей жизни. Самолет приземлился в Хитроу в полдень, после вынужденной посадки в Швейцарии из-за неполадок с двигателем. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, я думаю, что именно этот случай вызвал во мне страх перед полетами. В общем, я прилетел в Лондон в полдень, а уже к четырем часам дня нашел работу мойщиком посуды в ресторане у Ливерпульского вокзала. Прилетел я в пятницу. На работу надо было выходить в понедельник. У меня оказалось почти три свободных дня.
Преодолевать первые трудности мне помогали внутренняя собранность и энтузиазм, но немного погодя на меня навалилась тоска. Каждый день я плакал, плакал, но не хотел возвращаться домой. Я чувствовал себя одиноким, затерянным в мире, который не замечал меня и, казалось, отталкивал от себя. С детских лет я привык ощущать себя человеком, который приглашения оказался на чужом празднике. В Лондоне это же ощущение вызвало у меня желание отвоевать, наконец, для себя жизненное пространства. Я хотел, чтобы окружающий мир стал моим. В те дни мне было плохо, потому что, когда мои школьные товарищи там, в Италии, преспокойно отдыхали на море, абсолютно уверенные в том, что в будущем их ждет только удача, я чувствовал себя всеми покинутым и на будущее у меня были совсем другие взгляды… Я то и дело спрашивал себя: зачем я принял такое глупое решение, прилетев в Лондон, за что я наказываю себя, когда мне следовало бы наслаждаться жизнью, как другие.
Когда я звонил маме, я говорил ей, что у меня все в порядке, просил ее не беспокоиться, а потом набирал номер бабушки и, с трудом сдерживая слезы, признавался ей, что мне не сладко. Тогда она начинала умолять меня вернуться дамой. После ее слов я не выдерживал и пускался в слезы, и бабушка все повторяла в трубку мое имя: «Джакомо… Джакомо… Джакомо… Ну, не надо… не надо…» Я прекращал плакать и говорил ей, что люблю ее, тогда плакать начинала она.
У меня все время появлялась улыбка, когда бабушка благодарила меня за то, что я позвонил ей: «Спасибо за то, что позвонил…»
Из своей тоскливой жизни в Лондоне я отчетливо помню один день. Был июль, лил дождь. Я шел под дождем и плакал. Я проклинал Лондон за бесконечные дожди, за трудно дающийся мне язык, за то, что его жители не обращают на меня внимания, за то, что они, услышав мой акцент, смеются прямо мне в лицо и говорят, что не понимают меня. Я вышел к перекрестку, весь во власти этих переживаний, и, прежде чем пересечь улицу, посмотрел, нет ли приближающихся машин. Но посмотрел я налево, как привык в своем городе. Машин не было видно, и я сделал первые два шага. Справа, в нескольких сантиметрах от меня, резко затормозив, остановилось такси. Я в испуге отскочил назад. Водитель обругал меня, потом тронулся дальше. Я стоял у края тротуара, меня трясло, по щекам текли слезы. Минут двадцать я неподвижно стоял под дождем и плакал. Потом я вернулся в свою комнатушку и залез в постель. Проснулся я только на другой день.
Я снимал комнату в квартире, где кроме меня жили и другие постояльцы. Я все время сидел в своей комнате, выбирался из нее только в туалет.
Мне не хотелось просить денег у мамы, поэтому я устраивал свою жизнь так, чтобы тратить как можно меньше. Днем я старался поесть на работе. Воровал кусочки, когда заходил в кладовку. Так делал и другой парень, африканец Дуке, который работал вместе со мной. Когда ему удавалось утащить кусок сыра для бутерброда, он брал и на мою долю и прятал сыр за упаковкой молока.
Дружба с Дуке поддержала меня, помогла пережить первые трудности. Постепенно моя жизнь стала налаживаться. Я начал говорить и понимать по-английски. Потом появилась Келли. Она работала официанткой в ресторане, где я мыл посуду. Келли была голубоглазой блондинкой, но она не была похожа на англичанку. Периода ухаживаний у нас не было — я не заигрывал с ней, она со мной не кокетничала. Однажды Келли пригласила меня на вечеринку. Я пошел, и в конце вечера мы стали целоваться, а потом переспали и не расставались весь месяц, вплоть до моего возвращения в Италию.