Импровизация на тему убийства

Очнулась я от боли, источник которой явственно ощущался в левом плече. Второе ощущение было запахом. Запахом бензина. Пахло отовсюду, и пары бензина уже проникли в мой нос, в горло. Хотелось чихнуть, но я не могла. Если бы я чихнула, то умерла бы от боли.

Мне удалось сориентироваться в пространстве, только открыв глаза. Оказалось, что я лежала на полу подвала, прижавшись левой щекой к деревянному полу, который кто-то щедро сбрызнул бензином. Трикотажная майка и пояс джинсов были пропитаны кровью. От едкого запаха, от кровопотери, от удара по голове меня ощутимо тошнило. Бутерброд с сыром и молоко просились наружу.

Я попыталась сесть, но удалось это не сразу. Тем не менее инстинкт самосохранения подсказывал – надо подняться. Когда мне это удалось, я все-таки чихнула. Голова тут же отозвалась диким спазмом, а плечо – от шеи и до поясницы – пронзающей болью.

Но еще больший шок я испытала в тот миг, когда мой взгляд сфокусировался и я увидела на ведущей в подвал лестнице Митьку. Он сидел на ступеньке, нахохлившись, как приболевший воробей, и, кажется, смотрел на меня.

А на кого еще?

– Я… я думал, что убил тебя… – Митькин голос был далеким и нереальным. – Я выстрелил в него, потому что не хотел, чтобы ты от нас к нему ушла. А в нее я выстрелил нечаянно, от испуга. Думал, что это ты, но я так испугался! Кто была та девушка?

– Кристина Пряничникова. – Мне было страшно смотреть на него.

– Кристина? А, да, я ее помню. – И добавил злобно, грубо: – Видишь, какой был тот парень? Он встречался с другой. Я бы ни за что не встречался с другой, если бы у меня была такая девушка, как ты. И я все время хотел папе сказать, что он не должен с Жанной встречаться. Я же все понимаю, я уже взрослый. Мои друзья уже… – Митька смутился, но я поняла, что он хотел сказать. – И твой друг был такой, который встречался с другими. Не злись на меня, пожалуйста… я… так счастлив, что ты жива!

Он привстал и двинулся ко мне.

Меня словно холодной водой окатило. Я отпрянула, боль и тошнота накрыли меня с головой.

Очнулась я у Митьки на коленях. Он смотрел на меня в упор и тяжело дышал.

– Митя, ты двоих людей убил. – Наконец-то я сумела сказать это. – Все остальное не важно.

– Я потом только это понял. – Мальчика душили слезы. – У меня все время это перед глазами: он смотрит на меня так… доверчиво… даже не пытается защищаться, а я – бах – и его голова…

Он зарыдал так безутешно, как в прошлые времена, когда боялся, что о его проделках узнает отец и накажет. Только теперь его голос был взрослым, а проделка была убийством.

Первый порыв – желание утешить Митьку. Только все изменилось. Осторожненько приподнявшись, я отсела от Митьки и привалилась нераненым боком к стене.

– Митя, твой папа пошел к следователю и взял убийство двоих человек на себя. Его посадят на много лет, а может, и пожизненный срок дадут.

– Папа? Из-за меня? – Парень поднял голову. – Он будет сидеть в тюрьме из-за меня? Нет, я пойду к следователю и во всем признаюсь. Папа не должен в тюрьме сидеть.

– Мы увидим его только на суде…

Он снова зарыдал, закрыв лицо ладонями.

Я вспомнила запись убийства на диске, вспомнила Игоря, как всегда в последнее время смеющимся, весело взъерошенным, таким молодым и живым… Одной пули, одного выстрела глупого пацана хватило, чтобы парень, живший и чувствовавший так много, превратился в безмятежное тело в гробу.

Дверь в подвал вдруг скрипнула. Мы обернулись. На пороге стояла Зюзя, державшая в руке самый настоящий факел.

– Надо это сжечь… – пробормотала она.

– Бабушка? – сказал Митька, обращаясь то ли к Зюзе, то ли ко мне.

Экс-теща не отреагировала на голос внука. Я вспомнила, что однажды она уже сожгла дом, забыв про Митьку. Сейчас она готова была повторить свой «подвиг».

– Стойте! – крикнула я и чуть не потеряла от боли сознание. – Митька… Митька, отбери у нее факел! Она же нас сожжет!

Митька вскочил на ноги, и тут прямо перед его носом пролетел огненный шар. Если бы Митька был готов к броску Зюзи, он даже смог бы поймать факел, но он не был готов. Слезы застилали его глаза.

Факел приземлился в подушки дивана, стоявшего в самом центре мебельного завала. Доставать его уже не было смысла – языки пламени запылали на пропитанном бензином велюре и понеслись в разные стороны.

Митька рванулся к двери подвала, но Зюзя предусмотрительно захлопнула ее еще до того, как парень добежал до лестницы. Я тоже поползла в сторону выхода. Как-то сразу стало жарко и запахло гарью. Мой пасынок, крепкий с виду подросток, бился с запертой дверью.

– Митька… ищи лом…

– Я поищу. – Он уже сбежал со ступенек и стал метаться по негорящей части подвала. Он искал что-нибудь подходящее для взлома тяжелейшей двери из массива дуба. Провались пропадом это великолепное итальянское качество!