In a hundred lifetimes (ЛП)

— Я так по тебе скучала, — выдохнула Роуз, когда он, дабы дать ей перевести дух, отстранился от ее губ и принялся целовать подбородок и шею.

— Знаю, — снова кивнул Доктор и снова положил ладонь на ее щеку. — Как ты думаешь, что мне сильнее всего запомнилось из жизни Малкольма?

— Презрение к министрам, бесполезным, но полным пафоса по самые уши?

— Это тоже, — согласился Доктор. — Но главное, влюбиться в тебя снова.

Роуз опустила глаза и слегка закусила губу, поэтому Доктору, прежде чем продолжить поцелуй, пришлось мягким нажатием большого пальца высвободить ее. Из консольной они, задыхаясь, двинулись в направлении спальни. Его обувь, носки и рубашка каким-то чудесным образом исчезли на полпути, равно как и нетерпеливо сброшенный с плеч Роуз пиджак, но заметить этого некому. Они были так заняты неряшливо смазанными поцелуями и скользящими языками — воротами за грань всякого здравого смысла, что на пропавшую одежду было решительно наплевать.

Все, что Доктор в состоянии сделать, когда они с трудом достигли цели и ввалились в спальню — припереть Роуз к двери и, тесно прижавшись бедрами к ее ногам, исступленно выдыхать ее имя в пульсирующую жилку на шее.

Его рука без труда проникла в вырез декольте, и Доктора вдруг, словно током, ударило воспоминанием из прошлого Малкольма. В качестве компромисса, Доктор быстро решил, что машину, так и быть, достанет как-нибудь в следующий раз (может быть, даже следует угнать Бесси у себя же) и сконцентрировался на настоящем.

— Доктор, — не то простонала, не то выдохнула Роуз, когда он мягко перекатил ее сосок между большим и указательным пальцами.

Прорычав что-то невнятное в ее шею, Доктор отстранился.

— Я уже говорил, что обожаю это платье? — сняв ладонь с груди (только затем, чтобы переместиться на соседнюю) и опустившись на колени, спросил Доктор. — Почти так же сильно, как и то, что под ним.

— Под ним ничего нет, — напомнила Роуз, предоставляя его ладоням скользить по бедрам, спешно задирая подол платья.

— Вот именно.

Наклонившись, Доктор поцеловал внутреннюю сторону бедра Роуз, другой рукой, однако же, он приподнял ее колено и спешно опустил себе на плечо. На мгновение у Роуз перехватило дыхание — его губы, наконец, отыскали ее средоточие, а затем из горла вылетел низкий стон — его язык прямо в ней.

Доктор упивался ощущениями, оттенками вкуса, неуловимыми для его человеческого альтер-эго. Вкус Роуз, который невозможно спутать ни с чем на свете, и слабый, еле заметный привкус его самого из прошлого вызвали у Доктора грубоватый хрип.

Роуз, как в бреду, повторяла его имя, пока Доктор, уступая место двум пальцам, дразняще-неспешно поднимался языком к клитору. По истечении всего тридцати-сорока секунд дыхание Роуз стало тяжелым, а ладонь, ерошившая седые волосы, прижала затылок теснее. Доктору не составило никакого труда найти правильный ритм и увести Роуз за край — сказалась многолетняя и прилежная практика.

Когда ее начало потряхивать, Доктор перехватил бедро на плече свободной рукой и, впившись пальцами в податливое тело, поддерживал его так, пока Роуз сползала на пол. Медленно отстранившись, Доктор опустил ее ногу и взглянул в чуть остекленевшие после оргазма глаза.

— О, заткнись, — пробормотала Роуз, когда он демонстративно отер рот и подбородок ладонью. — Иди ко мне.

И он, конечно, подчинился немедленно — строго говоря, просьб, в которых он мог отказать Роуз, насчитывалось всего ничего, и уж данное требование явно не предмет спора. Поднявшись и уверившись, что Роуз теперь тоже твердо стоит на ногах, Доктор наклонился, чтобы глубоко поцеловать ее и тут же заметил, что теплые ладони, легко пробежавшись по ребрам, тянулись к ремню. Избавившись и от оного, и от молнии, пальцы Роуз скользнули под брюки и медленно сжали член Доктора, заставляя его рычать в ее губы. Прервав поцелуй, Доктор прижался лбом ко лбу Роуз и, подняв ее руку, потянул подол платья вверх. Как только то поддалось, Доктор швырнул его в угол, а руки Роуз мгновенно вернулись к его бедрам и нетерпеливо стянули к полу брюки. Доктор мягко толкнул Роуз на кровать.

Тогда он замер на мгновение, чтобы полюбоваться на ту, что лежала перед ним. По-прежнему великолепная и по-прежнему его. Даже спустя все это время и все те ужасы, которые им пришлось преодолеть.

— Я люблю тебя, Роуз, — проговорил он хрипло.

— Всегда, — ответила она, озаренная такой яркой улыбкой, какая могла бы осветить вселенную, доведись всем звездам и солнцам погаснуть. — Мой Доктор.

Тяжело сглотнув и пнув брюки в тот же угол, что и платье, Доктор накрыл ее тело своим. Направив головку члена в ее шелковые складки, он потянулся за поцелуем. От прикосновения к чересчур чувствительному теперь клитору бедра Роуз непроизвольно подкинуло.

— Хватит дразниться, Доктор, — пропела она, прервав поцелуй.

Улыбка вспыхнула на лице Доктора, и он медленно вошел в тело Роуз, заставляя их обоих испустить по сиплому долгому стону.

— Вот же черт, Роуз, — пробормотал он.

Ощу­щение ее те­ла, жар­кого, ве­сомого и пронзительно жи­вого, ог­лу­ша­ло не ху­же тон­ны кир­пи­чей.