Инь и Ян

Казимир Иосифович: Как же, помню… А себя называла «Инь», не могла «Инга» выговорить. Ты и в семь лет была роковая женщина, а теперь и вовсе — смотреть больно. Бедные мои глаза! Слепнут от такой красоты. (Делает попытку дотянуться до фляги, но Инга не даёт. Дядя целует ей ручку, снова пробует цапнуть флягу, и опять безуспешно.) Вся в маменьку! Та была кррра-савица — сердце замирало. Да и сейчас ещё оч-чень даже… (Подмигивает Лидии Анатольевне и посылает ей воздушный поцелуй.)

Лидия Анатольевна: Станислав! Огради меня от комплиментов этого фигляра!

Станислав Иосифович: Казимир! Я выставлю тебя за порог!

Казимир Иосифович: О! О! Уже вступил в права наследства! Ты родного брата ещё собаками затрави!

Инга: Дядя Казик, ну что вы! Поместье это теперь моё, а я вам всегда рада. Мы все родные, все друг друга любим. Но зачем вы дразните маму? (Разворачивает веер наполовину, шутливо бьёт дядю чёрной стороной по плечу.)

За окном близкий раскат грома, вспышка.

Казимир Борецкий вдруг хватается за горло, выпучивает глаза, из его груди вырывается хрип. Он падает. Инга пронзительно вскрикивает. К нему бросаются, поднимают. Слышен звон дверного колокольчика — никто не обращает внимания, кроме Фаддея. Он оборачивается на звук, выходит.

Диксон: Похоже на удар!

Казимира Иосифовича относят и усаживают в кресло, находящееся в глубине сцены, у окна.

Диксон (проверяя пульс): Oh my God… Мёртв!

Звучит МТЗ. <Музыкальная тема злодейства — она звучит всякий раз, когда происходит преступление>.

Лидия Анатольевна вскрикивает. Глаша с визгом отскакивает от мертвеца. Инга явно потрясена. Бросает веер на стол, присоединяется к остальным. Все суетятся, мечутся. Диксон и Ян склонились над умершим.

Ян (поднимает отцу веко): Коллега, по-вашему, это insultus apoplecticus?

Диксон: Judging by symptoms скорее, infarctus miocarde, коллега.

Ян: Бедный старый шут…

Инга: Не сейчас, Ян! Хоть сейчас так не говори!

Входит Фаддей.

Фаддей (зычно): Чиновник особых поручений при генерал-губернаторе господин Фандорин!

Не сговариваясь, все встают так, что заслоняют кресло с мертвецом, будто застигнутые на месте преступления, и разом поворачиваются к двери.

Вновь происходит подобие немой сцены.

3. Явление героя

Въезжает Фандорин на кресле-каталке. Он в чёрном сюртуке, цилиндре, одна нога закована в гипс.

Фандорин: Господа, прошу п-простить за опоздание.

Снимает цилиндр, передаёт Фаддею, слегка кланяется.

Станислав Иосифович: Ах да, инструкция! Последняя воля Сигизмунда!

В группе застывших движение.

Слюньков: Эраст Петрович, что с вами? Мы ждали вас утром.

Фандорин: Я и приехал утром, московским поездом. Прошу извинить за вид. В дрожках переломилась ось. Кучер сильно расшибся. Я вот тоже п-пострадал, сломана нога. В больнице не нашлось костылей, только кресло на колёсиках. Один лишь мой слуга остался невредим — прыгуч, как мячик. (Оборачивается, повышает голос.) Маса, доко да?

Входит Маса с саквояжем в руке. Он одет в смешанном европейско-японском стиле: например, чёрное кимоно в сочетании с шляпой-канотье.

Маса (ставя саквояж и церемонно кланяясь): Господа, добрый день.

Инга: Здравствуйте. Вы, должно быть, китаец?

Маса (Фандорину): Ало ката ва нани-о иима-сита ка?