Инь-Ян. Китайское искусство любви

Я отложил в сторонку кисть,
Подруга с вышивкой рассталась,
Со мной вдвоем лицом к лицу
На долее страсти оказалась.

Вся ночь до дальних уголков —

Любви блаженной обладанье.
И мне не надо крепких вин,
Когда я пью ее дыханье.

Фаинь Фаньчжань

Итак, Ян и Инь представляют собой противоположные, но дополняющие друг друга жизненные силы (мужчина и женщина обречены на вечный бой друг с другом, но стремятся выйти из него путем достижения высшей гармонии). Поэтому верования конфуцианцев и даосов можно рассматривать соответственно как противоположные мужское и женское начала в нравственных и социальных аспектах жизни. Конфуцианство выступало за патриархальное, традиционное и авторитарное общество, а даосизм с его романтическими идеалами позволял выразить более натуралистические стороны китайского духа.

По мнению последователей Конфуция, женщина была предназначена для того, чтобы служить своему господину и увековечить его имя, родив ему наследников мужского пола. Все важные решения принимал мужчина, а женщина должна была покорно и смиренно оставаться в униженном положении. Ей следовало блюсти целомудрие, не выказывать страстей и своей индивидуальности. Сторонники Лао-цзы сходились в том, что в человеческих отношениях есть и более сокровенная сторона, а умение заниматься общественными делами и решать практические проблемы — лишь часть бесконечно сложного целого. Некоторые даосские школы уверяли даже, что женщина — важнейший из двух партнеров. Ее матка вскармливает все человечество, рассуждали они, она являет собой высшее наслаждение и вдохновение для мужчины, и коли уж существует такое таинственное начало, как Жизненная Сила, оно с большей вероятностью должно находиться в крови женщины, нежели мужчины.

Вопреки классической строгости конфуцианцев, настаивавших на «правильном образе мыслей» и правильных отношениях, даосы уверовали в изменчивый, но в конечном счете гармоничный мир природы. Простейший образ жизни, заключающийся в воспроизведении себе подобных, был во все времена свойствен всем существам, и человеку надлежит скромно подчиниться этому великому предначертанию. Проблемы возникали, когда люди пытались бросать вызов естественной судьбе, позволяли себе размышлять и забивать голову великими планами, честолюбивыми устремлениями, материализмом, предавались порочному желанию навязать свою волю Вселенной. Увещеванию Конфуция «будь мудрым» даосы противопоставляли призыв «будь глупым», идеал развития «личности» оспаривали замечанием, что «личность» убила человеколюбие и выпестовала один из самых неуязвимых человеческих пороков — самодовольство.

Подобная вера в «естественное» (а не «разумное») животное была одной из причин значительного преобладания секса в идеологии и поведении даосов. То же самое можно сказать и про буддизм, пришедший в Китай впоследствии. Именно поэтому большинство книг и прочих сочинений на данную тему происходит из этих источников. Стремление рассматривать секс как естественную часть жизни, лишенную греха и стыда, было и остается принципиальной китайской позицией. Периоды господства пуританских нравов, связываемых обычно с конфуцианством, изменить ее так и не смогли. Отчасти это произошло вследствие присущей китайцам способности служить многим господам и поклоняться многим богам одновременно, а отчасти потому, что все общественные институты создавались ради удобства мужчины, и всеобъемлющее Ян вряд ли бы добровольно отказалось от того, что было существенно важно для его собственного счастья.

Умение китайцев вести два противоположных образа жизни можно рассматривать как достойное восхищения свидетельство их умудренности и воли к выживанию. По традиции китаец считал возможным придерживаться строгих конфуцианских норм в семейной и общественной жизни и в то же время спонтанно предаваться языческим удовольствиям с наложницами и проститутками, не ощущая комплекса вины. Этой двойственности, впрочем, способствовало и то, что ни одно из двух китайских вероучений не было религиозным в западном смысле слова. Стремление к удовольствиям никогда не тормозилось реальным или выдуманным присутствием карающего Бога, только и ждущего, как бы отправить человека в ад за его прегрешения или на Небо за его целомудренность.

Этот принципиальный прагматизм можно пояснить на примере статуса жен и наложниц. В среднего уровня конфуцианской семье жена занимает высшее положение среди всех женщин, она отвечает за домашние дела, воспитывает детей хозяина, ей воздают соответствующие почести — и все же скрывают ее от взглядов посторонних и редко позволяют выйти в свет. Наложницу же выбирают для того, чтобы ублажать даосскую сторону мужской натуры. Это любовница, доставляющая хозяину удовольствие в Постели, развлекающая его друзей, — очаровательное создание, обладающее не только красотой, но и прочими достоинствами.