In Telega (сборник статей)

И если небеса зеркальны земле, то так же бессчетны вглубь слои римских тысячелетий. В феллиниевском "Риме" копающий метро инженер сетует, что, сколько ни рой, до конца не докопаешься, а в музее на Капитолийском холме бесконечный пирог веков вовсе ошеломляет. Вот вроде бы самые древние погребения - всего лишь бурые пластиночки бывших костей в абрисе угадываемого скелета, однако внутри одного из них какая-то горстка серых чешуек - подобие самой далекой птичьей стайки, а это, оказывается, не родившийся римлянин в материнском чреве...

Успей дитя появиться на свет, его бы наверняка вскормила волчица...

Моему коллеге, Андрею Сергееву, Ахматова как-то сказала: "В Риме всего слишком много. Человек этого построить не мог. А если не человек - то кто?.."

Вот именно - кто? И как. Как возведен Колизей? Как в голове можно было держать столь невероятный замысел? На чем чертились бессчетные чертежи? Чем и кем чертились? Какие десятники умудрялись в них разобраться?..

И что вообще представляет собой тот, кто "этого построить не мог"? Как трактовали его наши соотечественники, пусть не тайновидец Владимир Соловьев, но приверженный типажу Гоголь?

"...Это особенное выражение римского населения... этот живой, неторопящийся народ, живописно и покойно расхаживающий по улицам без тягостного выражения в лицах... народ, в котором живет чувство собственного достоинства: здесь он il popolo, а не чернь, и носит в своей природе прямые начала времен первоначальных квиритов".

Но кто тогда малюет где ни попало делирические граффити, а на вагонах метро живого места не оставляет? Кто поганит вечные стены серпами и молотами или свастиками? Кто возглашает несмываемые "еvviva" всякому шуту и пустомеле? Откуда эти политические крайности?

Что ж всё так, но по этому поводу не стоит печалиться, к тому же вокруг благоухают всяческие лавры, мирты и лимоны, и правильней всего вкусить от пасты и вина. Это священнодействие. Так римлянин причащается своей вечности.

А Тирренское море иногда почему-то не пахнет ничем, даже морем, а цвета оно зеленоватого, наверно, оттого, что впадает в него оливковый Тибр. И возможно, к колориту этому благоволит мешкотное Время, притекающее из фонтана на Пьяцца Матеи, столь полюбившегося Бродскому: "На площади один из самых очаровательных фонтанов в мире: молодые люди с черепахами, Fontana delle Tartarughe - то, от чего становишься физически счастливым".

Я тоже был физически счастлив, оказавшись возле. Юноши, вполоборота сидящие по ободку нижней чаши, одной рукой зачем-то подсаживают или понуждают ("через плечо слагая черепах", как сказал Вячеслав Иванов) медлительных черепах Вечности перевалиться через бортик верхней чаши, чтобы не мешали торопиться жить, а черепахи переваливаться не спешат, а юноши их подталкивают, но так как черепахи, чтобы не докучать юношам, а быть унесенными оливковым Тибром в зеленое Тирренское мире, всё никак не перевалятся, - юноши, торопя Время и торопясь жить, уносятся на бешеных мотоциклах вспугивать скворцов, малевать граффити и на каждой скамейке усаживать верхом на свои джинсовые бедра джинсовых подруг... И так было и будет, ибо вскормленных волчицей, их в случае чего непременно спасут гуси и упасут апостолы...

Таковы они, наши римские элегии. Сперва сложил их германец Иоганн Вольфганг, потом наш человек - Иосиф. Он, как и Гоголь, нет-нет в этом тексте появляется, ибо в Риме бывал и вместе с нами быть в нем продолжает, и говорит о великом городе и думает так, как хотели бы думать и говорить мы, но у нас, как у него, увы, не получится

Я был в Риме. Был залит светом. Так,

Как только может мечтать обломок!

На сетчатке моей - золотой пятак.

Хватит на всю длину потемок.

VI

...В РАЙКЕ НЕТЕРПЕЛИВО ПЛЕЩУТ...

Любое движение - вперед, назад, вбок, а также движения общественные, не говоря о движениях души, всегда исполнены нетерпения. Всякое ожидание (оцепенение во времени) тоже нетерпеливо, и - вся нетерпение! - свистя в космической пустоте, мчится замкнуть к полуночи 31 декабря оборот вокруг солнца Земля, и ей невтерпеж отмотать последний эллипс - один год нашей с вами жизни, дабы ворваться в третье тысячелетие.

И хотя все режиссеры, начиная с Главного Постановщика, требуют проживать мизансцены, мы с вами предпочитаем оставаться в непрестанной погоняловке, иначе не происходило бы то, чему я оказался свидетелем в ленинградском зоопарке.