In the Deep

Капельница, не теряя времени, подумала и что-то там ему впрыснула в запястье.

– Ты много переживаешь, – сообщил Каору, глядя на меня поверх своей растопыренной пятерни.

– Тоже мне, новости, – фыркнула я. – Хотя меня вот сегодня фаталисткой обозвали.

– Даже так?

– Ага.

– Дай угадаю, – ухмыльнулся парень. – Синдзи?

– Он самый.

– И как у вас с ним? Я вздрогнула. Это был вопрос Маны, только почему-то он разительно отличался – настроем ли, интонацией. Или тем, что Каору – это все-таки Каору.

– Он сын канцлера. Его Тени, – ответила я.

– Не понял, – удивленно протянул Нагиса. – Тебя заставили спать с ним?

– Ты дурак?! – рявкнула я. – Причем тут это? Нагиса помолчал, не открывала рта и я: я была занята, ругала себя за разговор. Ну нет чтобы ответить, мол, все клево, спим вместе, завтракаем, о будущем треплемся. Так вот ляпнула же чушь.

– Он замечательный, пока ему не выпадает шанс воспользоваться кем-то. Я машинально кивнула, а потом сообразила, что моя мысль только что прозвучала вслух. И подозрительно мужским голосом. Каору серьезно смотрел на меня с другой стороны силового барьера, и вот этот вот взгляд без грамма издевки – я просто на нем повисла, обмякла. Он влез мне в голову, вынул оттуда самое страшное откровение, вылез наружу и сидит теперь, смотрит. И мне его даже уничтожить не хочется. А мне после этого еще с Синдзи общаться.

– Давай не будем об этом, хорошо? – сказала я.

– Давай, – кивнул он. – А о чем будем? Вопрос почти прошел мимо моих ушей: между ушами все было плохо, и все это плохое вертелось вокруг имени «Синдзи». Одним беспощадным ударом Нагиса вскрыл то, о чем я, оказывается, уже думала. Что с ним произошло? Где, как, не на стыке ли разрезанной памяти?

Детская обида на Рей? Обида на отца? Или все-таки прорезалось в нем инкубаторское, лабораторное детство? Или наконец вылезли наружу гены? И ведь что весело: умом я понимала давно, что Синдзи заботливый и неуверенный далеко не во всем. /"Давно? Да с первых часов знакомства, с бомбы с этой генной!"/ Был расчетливый десант на отзеркаленную каравеллу, была неимоверно легкая реакция на уничтоженную планету, был честно выполненный контракт с хозяевами базы «Ируил». Умом-то я понимала, что летаю с торговцем смертью – пускай странным и необычным. Но ум – это ум, а милых парней, которым не все равно, так мало в нашей жизни. И мне просто потрясающе повезло, что я заметила вовремя: расчетливый парень перенес свои расчеты и на отношения. Осталось только выяснить, кто такая в этих расчетах я сама: удобная пилюля от боли по имени «Рей» или просто удобная. Точка.

– Можно я тут посижу? – весело поинтересовались откуда-то из пустоты. Нагиса, чертов остряк. Неприятные мысли послушно собрались в кучку и уехали в дальний ящик. Все же есть преимущества в наведении порядка в голове: начинает работать моя инквизиторская самодисциплина, черт бы ее побрал.

– Да куда ты денешься, – ответила я. – До пяти двадцати ты мой.

Если что, Акаги разрешила.

– Акаги? А кто это?

– Это такая древнющая стерва с родинкой и крашенными в белый волосами, – со вкусом сказала я.

– А-а, эта. Нагиса поерзал на своем неудобном стуле и потер шею.

– Ты знаешь, что она учитель Майи? Я, кажется, скрипнула зубами. Гребаная ты вселенная. Как меня все твои хитрые связи задолбали. Нагиса все говорил, говорил – о десятках учениц, о многовековой карьере Акаги, о том, как все обернулось о том, что Майя…

– Стоп, – попросила я. – Не надо.

– Что?

– Не хочу знать, где она так ошиблась, что ее сослали. Если бы Майя захотела мне рассказать – она бы рассказала. Каору просто кивнул – подозрительно быстро, будто бы он реагировал не на слова.

– Да ты, я смотрю, тут совсем распоясался, говнюк, – сварливо сказала я. – Перестал сдерживаться?

– Ага, – легкомысленно сказал Нагиса. – Мне не просто разрешали, мне приказывали лазать по чужим головам.

– А ты и рад, – хмуро сказала я. – Отрываешься за все?

– В смысле – за все? Я невольно улыбнулась: очень уж по-дурацки прозвучал вопрос.

По-дурацки и по-детски.

– Ну, думаю, вот эти все медицинские штуки здоровому человеку не нужны. Ты в курсе, что я тебя мысленно уже списала на органы? Нагиса хохотнул и вдруг зашелся хриплым смехом. Он сидел за прозрачной пленкой, перхал, держась за перетянутое горло, и обе кибер-капельницы засияли, как рекламные витрины, впрыскивая что-то помирающему со смеху альбиносу. Я вскочила, вовремя вспомнила о пружинящем ничто между нами и так и осталась стоять: сжав кулаки, едва не касаясь носом энергетической пленки. В сердце колотился панический смех зазеркальца. Потом с той стороны открылась дверь, вошел лаборант в сером длинном халате и что-то впрыснул в плечо Каору. Хрипы затихли, и лаборант взял Нагису за плечо. Взял – и окаменел.

– Каору?

– Ага. Нагиса, гладя грудь, встал со своего места, игнорируя застывшего в непонятной позе «научника».