Способ, который он избрал, в одночасье лишив братьев не только их сверхъестественной силы, но и власти над собственным телом и разумом, казался мне жестковатым. Просто даже трудно представить, что должны испытывать мужчины, привыкшие повелевать всем и всеми, потеряв контроль даже над элементарным. Оказавшись запертыми в клетке чужой воли и при этом четко осознавая, что они к тому же еще и служат тупо едой для жутких тварей и бессильны сбросить их с себя. Я невольно содрогнулась от отвращения, и малыш отозвался созвучным чувством. Понять, почему Рамзин решил избрать такую участь для тех, кого считал братьями еще совсем недавно, не получалось. Неужели он настолько жесток? Но, несмотря на подобные мысли, настоящего гнева на Рамзина все равно не выходило. К тому же всегда остается вероятность, что Глава лжет.
— Если все так, как вы говорите, то почему вы тут перед нами, и при этом ни разу не похоже, что в ваших мозгах сидит какая-то иномирная пиявка. По крайней мере я никаких изменений не вижу, — решила наконец высказаться я, потому как Роман продолжал хранить молчание, чем тоже изрядно нервировал меня.
Собирается он хоть как-то выражать свое отношение к тому, что сказал Глава? В конце-то концов, его опыт с моим не сравнить, да и Главу он знает как облупленного.
— Я не знаю, почему меня оставили без паразита, — сухо ответил мне Глава.
— Конечно знаешь, — подал голос Роман, и от меня не ускользнуло то, что он резко перешёл на ты. — Потому что в твоем сыне еще слишком сильны привязанности и человеческие чувства. Я всегда говорил, что он им чрезмерно подвержен и не способен зачастую управлять. Очень молод, слишком одарен и эмоционален сверх меры. Амбициозен, самовлюблен, практически неподконтролен. Я ведь неоднократно упоминал, что его следует вынуждать к тренировке выдержки и уделять больше внимание навыкам работы в команде на общее благо, следовать чужим приказам, а не собственному наитию. Но разве ты слушал меня хоть когда-то!
На лице Главы не дрогнул ни один мускул, но я видела, что жесткие слова достигли цели, и замерла в ожидании взрыва. Зато Роман ждать не собирался.
— Но сейчас я должен признать, что именно все эти качества твоего сына могут стать нашим единственным шансом. Если он подпал под влияние такой твари, то стряхнуть ее могут только сильные эмоции. То, что он не полностью подчинен, и так понятно, иначе ты, Антон, не сидел бы здесь. Но, надеюсь, ты понимаешь, что больше не являешься для своего сына приоритетом в этой жизни?
— Понимаю, — Глава одарил меня почти гневным взглядом. — Он пришел за Яной и ребенком. Она сейчас — все, что является важным для него. Ни я, ни Орден, ни принципы и идеалы. Только она. И чтобы заполучить ее, он перевернет весь мир.
Роман вышел на середину комнаты и встал между мною и Главой.
— Итак, давай внесем ясность. Твой сын пришел за женщиной, которую считает своей и за нерожденным ребенком. До этого он нарушил практически все законы Ордена. Лгал на Совете… хотя это не такой уж и грех. Затем он самолично решил, что наложенный на него срок наказания можно считать завершенным, и организовал, наверное, самый огромный прорыв, о котором известно в истории, и попутно между делом практически уничтожив Орден? — в голосе Романа не было издевки, но она сквозила в каждом слове. — Я все правильно понимаю?
Глава шумно выдохнул и дернул плечом, словно пытаясь скинуть тяжесть. И в этот момент мне опять стало жаль его, хотя, конечно, Роман был прав.
— Да, — отрывисто выдохнул он.
— Ну, раз он пришел, то мы дадим ему желаемое, — сказал Роман так, словно речь шла не обо мне, а о дешевой шоколадке, которую парнишке Рамзину возжелалось, а добрые дяденьки решили дать.
— Что, прости? — встрепенулась я.
— Я сказал, что мы отдадим тебя твоему любовнику, — отрезал Роман.
— А меня спросить не хотите, мать вашу? — я поверить не могла в то, что он говорит серьезно.
— Дай-ка подумать… На одной чаше жизни миллионов и миллионов, гибель мира и очень даже может быть не одного, а на другой — упрямство и капризы инфантильной никчемной девчонки, исключительная ценность которой в том, что она родилась единственной для именно этого дракона и умудрилась от него понести. Как думаешь, что выбрал бы любой из нас и даже ты сама, если бы хоть пару секунд подумала бы разумно?
Онемев, я уставилась на Романа, который с наглой ухмылкой стоял посреди комнаты. Да, я понимала, что никаких теплых чувств он ко мне не питал. Но, в конце концов, как же его великие планы и ставки на меня и ребенка? Что, вот так в одночасье он готов отказаться? Потратить столько сил, чтобы забрать, и теперь просто швырнуть на откуп? Сознание почему-то отказывалось принять эту информацию, желая отгородиться от такой очевидности неким толстым защитным стеклом отрицания.