Иначе не выжить

А народу собралось уйма – проводить в последний путь председателя райисполкома. Радио, телевидение, газеты подробно сообщали о зверском убийстве в загородном доме, выстраивались разнообразные версии, догадки (что они знали об этом?), число любопытных росло с каждым предпохоронным днем. В результате на похороны сбежалась половина города, не меньше. Процессию снимало телевидение, репортеры щелкали затворами фотоаппаратов.

Она была уверена, что убийцы рядом. Она чувствовала на себе их взгляды, только никак не могла узнать их в толпе. Но если бы и узнала, то не стала бы кричать: «Вот они! Держите их!» Она не дура. Она и следователю сказала: «Никого не видела. Потеряла сознание, как только услышала выстрелы».

Не видела – нет смысла ее убивать!

На поминках было только избранное общество. Тут поиск убийц прекратился. Девочку вдруг окружили вниманием заботливые подвыпившие родственники. Спорили, кому оформить опекунство, в чьем доме ее поселить, потому что в пустой квартире на проспекте Мира одной жить нельзя, а значит, побоку школа, подруги… Некто мудрый – кажется, тот, что первым заметил у нее седые волосы, – подсказал:

– Девочку желательно увезти из города. Ей здесь оставаться небезопасно.

За столом установилась гробовая тишина. Только какой-то жирный господин продолжал хлебать бульон и закусывать пирогом с рыбой. Не обращая на него внимания, мудрый закончил свою мысль:

– Эти люди ни перед чем не остановятся. Надо иметь это в виду.

– Я возьму ее жить к себе, – предложила красивая женщина средних лет, с модной стрижкой, в дымчатых очках, в черном бархатном платье с бриллиантовой брошью. – У нас ей будет хорошо.

Женщина прилетела на похороны из Москвы. Оказалась маминой кузиной.

Настя никогда ее раньше не видела.

Вопрос был решен. Девочку не спрашивали. Что она понимает в этих странных взрослых играх?

Вскоре о ней все забыли. Она сидела в полном одиночестве, уткнувшись взглядом в нетронутый мутный бульон. Люди вокруг раскрепостились, говорили, как ей казалось, о всякой ерунде. Почему-то припомнился сон, монахи в белых капюшонах, хнычущий брат. Она стиснула зубы. Не дождетесь! Не упадет слеза в мутный бульон!

Неожиданно к ней подсел Алик. Она не смотрела на него, только чувствовала запах одеколона. Он всегда душится одним и тем же.

– Мужайся, – посоветовал Алик после тяжелого вздоха. Налил себе четверть стакана водки. – Ты видела этих гадов? – спросил пьяным голосом.

Ей показалось, что он только прикидывается, а на самом деле совершенно трезв. Настя покачала головой, не отрывая взгляда от чашки с бульоном. Алик опрокинул стакан с водкой, крякнул, снова повторил:

– Мужайся! – зачем-то похлопал ее по спине и удалился.

Прислушалась к разговорам за столом. Мудрый рассказывал, как ходил на охоту и как его собака выследила лису. Дальше ей было неинтересно слушать.

Мамина кузина не выпускала сигареты изо рта. Мама никогда не курила. Она вообще не выносила табачного дыма.

Настя снова уставилась в тарелку и в этот миг почувствовала, как на ее многострадальную голову легла мягкая горячая рука. Сколько же можно?

– Кушай, деточка, кушай, – сладко уговаривал незнакомый мужской голос.

Перед ней стоял тот самый жирный господин, который хлебал бульон во время гробового молчания. Он расплылся в добродушной улыбке. В его глазах прыгали забавные черные мячики, словно их кто-то пинал. Жирный господин состроил сочувственную мину, выпятив вперед нижнюю губу, будто собирался заплакать. И, чтобы никто не видел его мужских слез, быстро направился к выходу.

Настя проводила его взглядом до вестибюля. Там жирного господина с обеих сторон обступили телохранители. А часть приглашенных на поминки гостей спешно засобирались.

– Кто этот толстяк? – поинтересовалась мамина кузина.

Родственники пожали плечами, и только мудрый, который оказался обыкновенным браконьером, судя по его небрежной улыбке, что-то знал, но ни с кем не собирался делиться.

Справив девять дней, они отбыли в столицу. Мамина кузина обещала встретить Настю в аэропорту. Она никак не предполагала, что девочка прихватит собаку. Из-за этого неприятного сюрприза встреча получилась прохладной.

Эльза Петровна (так звали мамину кузину) усадила их с Бимкой на заднее сиденье старенького «фольксвагена», сама села за руль.

– Как ее зовут? – первым делом спросила она, чтобы как-то реабилитировать себя в глазах девочки.

– Какая разница? – зло пробурчала в ответ Настя. Неужели эта очкастая московская родственница думала, что она бросит Бимку, предаст ее, как шофер Алик предал отца?

Бимка была напугана путешествием и всю дорогу молчала, с надеждой поглядывая на хозяйку. Между девочкой и собакой было полное согласие и понимание, как между старыми друзьями, пережившими общую беду.

Эльза Петровна жила на Ленинском проспекте в четырехкомнатной квартире, но не в такой просторной, как Настина. Жила, конечно, не одна – с мужем и сыном-второклассником.

Насте и Бимке выделили целую комнату. Относились к ним по-доброму.