Иначе жить не стоит

— Ишь ты, до чего пахнет, гадюка! — вздохнул Луганов и, приняв решение, зычно скомандовал своим спутникам: — Езжайте на карьер без меня! Сомов, распорядись там, как надо. На обратном заедете!

И гидрологам:

— Объем я вас, изыскатели, плакала ваша уха, да и картошка тоже.

Игорь попросил разрешения выслушать доклады подчиненных.

— Валяй. Твоя епархия.

Гидрологи докладывали четко, подыгрывая Игорю. Игорь был придирчивей и строже обычного. Луганов прислушивался и палкой подгребал к картошке горячую золу.

Потом Луганов поинтересовался, как живут изыскатели и как делают промеры в ущелье. Видно было, что он оценил их труд на этом опасном участке.

Спросил, сколько человек здесь ночует, заглянул в хибару — ну и дворец! Его рассердило, что в хибаре нет кроватей, что постели убогие, одеяла рваные. Неужели нельзя завезти сюда все, что нужно?

— Привожу все, что могу достать и завезти одни на своей лодке, — сказал Игорь. — Раньше у гидрологов и керосина не было, продукты раз в две педели привозили. Один промеры делает с риском утонуть, а другой в городе продукты достает, а потом выгребает на веслах против течения.

— Сейчас мы не жалуемся, — опять подыграли гидрологи. — Игорь Матвеевич нас и снабжает, и навещает почти каждый день.

Все, что нужно, дошло до Луганова, можно было заняться ухой и печеной картошкой.

Уху хлебали, не отвлекаясь, со смаком. Когда котелок опустел, а на табурете, заменявшем стол, появилась обугленная, потрескавшаяся картошка, Игорь выложил свои соображения, что и как изменить в работе отряда.

— Дельно, — сказал Луганов, надломил картофелину и с удовольствием присыпал ее дымящуюся, коричневую по краям мякоть крупной солью. — Дельно соображаешь, — повторил он. — Ах, вкусна, бисова дочь? Что, хлопцы, едали вы харч вкусней печеной картошки?

Когда вернулся катер, Луганов велел мотористу достать «заветную корзину, начальственное НЗ». В корзине оказалось немало всякой снеди, хватило бы на ужин десятерым. Луганов поколебался, потом оставил и флягу.

— Пейте на здоровье, молодцы. Ну, Митрофанов, едешь ты? Может, взять тебя на буксир?

— Люблю идти ведущим, Федор Тихонович. А сейчас поеду на другие точки. До темноты успею.

Уже с катера Луганов предупредил:

— Смотри, ведущий, в потемках не вздумай возвращаться! Ты с этим ущельем не шути, понял?

Когда белоснежный катер удалился, один из гидрологов похвалил:

— Хороший мужик.

А второй сказал:

— То, что вы придумали, очень верно. Николай Иванович одобряет?

Что я наделал? — ахнул Игорь. Получилось в обход непосредственного начальника. Если дойдет до него, обидится… Да, но если поделиться с ним своими планами, Перчиков нехотя скажет: «Подумаю, посоветуюсь», — и все застрянет. А если он и перестроит систему работ, кто узнает, чья тут идея? Скажут: «Молодец Перчиков, тихий, а как заворачивает!»

Нет, все вышло удачно.

— Одобрить легко, провести труднее, — неопределенно ответил Игорь. — Что ж, ребята, попробуем начальственное НЗ?

Он не поехал на другие точки.

Подоспели буровики, все вместе распили фляжку начальственного коньяка.

Начинало темнеть, когда слегка охмелевший Игорь вывел лодку из заводи.

Ущелье казалось теперь еще уже́ — темная, гулкая труба. «Ты с этим ущельем не шути» — так сказал Луганов? А мы пошутим. Полный вперед!

Течение всосало лодку в темную трубу. Черные скалы мелькали совсем близко и уносились назад.

Вот лодку крутануло на причудливом зигзаге главной струи… Игорь на миг потерял управление, лодку повернуло боком… Протрезвев от страха, Игорь вцепился в руль, навалился на него — ему кое-как удалось вывести лодку на курс.

Ущелье кончилось — и снова хмельной восторг завладел им, он ощутил себя удачливым и бесстрашным, его ждало исполнение всех желаний…

Луганов выдвинет его, он любит молодых, дерзких, умеющих работать. Николаю Ивановичу пора на покой, а мне — начинать! Вот впереди сияет тысячей звезд Светлострой. Мое начало. Моя судьба. Светова — Светлострой.

Эх, Катерина, никогда бы ты не пожалела, если бы пошла со мной! А впрочем, что мне она?

На причале стояла Тоська. Скажи пожалуйста, встречать вышла. Значит, волновалась о милом?

— Сумасшедший, в такую тьму ущельем! Жаль, не искупался, второй раз не понесло бы! — отчитывала она, замыкая лодку на замок. — Да ты выпивши? Иди в дом, там тебе письмо.

Все еще хмельной, Игорь взбежал по обрыву и путаницей дворов и проулков добрался до дому. Письмо лежало на столе.